Почти родственники

У меня был друг, у него день рождения был 20 марта. Я к нему всегда ходил. У него всегда довольно много народу собиралось. А в тот раз должна была прийти одна прекрасная девочка, Лена ее звали. Мне очень надо было с ней встретиться. Просто позарез. Конечно, я мог ей просто позвонить. Постоять с ней у памятника Маяковскому. Или пройтись по Тверскому бульвару. Но я хотел встретиться с ней не специально, а вот этак, средь шумного бала, случайно. Что-то ей объяснить, что-то у нее выяснить. В общем, расставить кое-какие точки над некоторыми i.

Поэтому я ждал этого дня. Заранее обдумал, что надену. Меня родители вообще-то не очень баловали красивыми вещицами, но для данного дня у меня был почти новый вельветовый пиджак и очень красивый галстук. И рубашка с запонками (папиными, но зато янтарными). И мне как раз купили новые туфли, и я бережно их носил, чтобы не сбить носы.

В общем, жил предвкушением. Гран-суаре, рандеву фаталь.

Вдруг бабах – провокация на острове Даманский. Грозные статьи в «Правде» и «Красной Звезде», начиная с 4 марта. Радио тоже добавляет. Просто войной запахло. Все люди про это кругом говорят, прямо на улицах, в троллейбусах. Отовсюду слышно: Китайцы прут! Семьсот миллионов китайцев!

Но потом все затихло, довольно скоро. Я успокоился. Даже купил пачку папирос «Герцеговина Флор». 70 копеек, не фиг собачий. Специально, чтобы в гостях курить, при ней. Она всегда замечала, что я курю именно папиросы. По-моему, ей это нравилось. И вдруг 15 марта – снова! Китайцы прут, наши отбиваются. Вот черт. Ведь если война, то какой уж тут день рождения приятеля? Какая уж тут Лена и серьезный разговор под маской светской беседы?

Я совершенно серьезно боялся, что война с Китаем перечеркнет мои планы. Что делать? Как следует шарахнуть, чтоб неповадно было? Нет, нет! Тогда они в ответ шарахнут, и война уже точно начнется. Нужны усилия дипломатов.

– Ну дипломаты! – шепотом умолял я. – Сделайте же что-нибудь! Берегите мир во всем мире! А если без войны никак нельзя, то недельки через полторы, а?

Остров Даманский в конце концов отдали китайцам. А что стало с Леной, я не знаю. После той встречи я ее ни разу не видел. И не звонил.

судьба человеческая и судьба народная У высоких берегов Амура

Приснился ужасный сон. Продолжение рассказа Чехова «В овраге». Помните? Это там, где был старик Цыбукин, его сын Анисим женился на бессловесной Липе, у них родился мальчик Никифор, потом Анисима арестовали, старик Цыбукин переписал землю на внука, и вторая невестка Аксинья обварила дитя кипятком. Потом были поминки, и та же Аксинья сидела за столом в новом шелковом платье. А поп сказал: «Не рыдайте о младенце, ибо таковых есть царствие небесное». А попадья таскала угощение на тарелки своим детям. А потом Липу выгнали из дому.

Вот это – страшный рассказ Чехова.

Мне же приснилось, что Липа взяла гробик со своим младенцем и пошла странницей, питаясь подаянием. Гробик становился все легче, дитя усыхало внутри. Потом Липа попала в избу к двум ссыльным социал-демократкам, эсдечкам (соседи называли их «издечки»), которые в дальней деревне из свежих и бодрых барышень превратились в бесполые заезженные создания, среднее между конем и человеком, и они спали в одной кровати, но не как мужик с бабой, а как два рабочих существа. Они спросили у Липы, что у нее в коробе, она открыла и показала высохшего младенчика Никифора. А «издечки» вдруг стали говорить длинные слова о язычестве русского человека и о народе-богоносце.

Липе стало непонятно, она забрала гробик и ушла.

А на горе над рекой сидели мужики, и, хотя Липа была с некрасивыми руками-клешнями от мытья полов и черным от слез и голода лицом, они все равно увидели, что это молодая крепкая еще женщина, повалили на землю и стали ею тешиться, а гроб с младенцем выбросили в реку, которая катилась под горой, серебряно сияя навстречу восточному солнцу. Изморенная насильной утехой, Липа встала и, не замечаемая мужиками, сбежала вниз и поплыла по реке, но, не догнав гробика, скоро остыла, закоченела и утонула.

Утонул и иссохший младенчик Никифор.

Зверь, огромный русский зверь, отряхнул со своей спины две ненужные пылинки, две незаметные соринки, Липу и Никифора, и медленно побрел на восток, туда, где его ждал другой зверь, золотистый и зубастый, огромнее в десять раз, ждал, чтобы загрызть и съесть, со всеми его кишками и костями, со шкурой, со всей вошью, которая водилась в его шерсти.

дом ли то мой синеет вдали? Без ответа