Почти смешная история и другие истории для кино, театра

Иллария металась по номеру взад и вперед. Потом пришла, очевидно, к какому-то решению, достала целлофановый пакет и начала складывать в него всяческую еду.

Затем Иллария открыла дверь на балкон, вышла, держа пакет в руках, и закрыла за собой дверь. Балкон сплошняком тянулся вдоль здания гостиницы, но чтобы из одного номера нельзя было забраться в другой, соседний, балкончики разделялись кирпичным барьером высотой в половину человеческого роста.

Иллария поглядела на кирпичное препятствие, подтянулась на руках, села на узкий конек этой стенки, перекинула ноги на другую сторону и спрыгнула на соседний балкон. Затем, чтобы ее не заметили из номера, согнувшись в три погибели, чуть ли не на коленках, пересекла этот балкон и взобралась на следующую стенку. Эту сложную операцию она проделала несколько раз.

— Триста шестнадцать, — считала Иллария, — триста четырнадцать, триста двенадцать, триста десять, триста восемь…

Спрыгнув на балкон номера триста восемь, Иллария выпрямилась и заглянула в окно. Но отсюда ничего нельзя было разглядеть.

Иллария постучала в стекло балконной двери.

И сразу возле окна возникли две вопросительные фигуры — пенсионер и его жена.

— Что вы здесь делаете? — возмутилась Иллария.

— Это я вас хочу спросить, — голос у женщины был визгливый, — зачем вы влезли на чужой балкон?

— Это триста восьмой?

— Нет, это триста десятый!

— Извините, — сказала Иллария, — значит, я ошиблась при подсчете! — И снова полезла через барьер.

— Опять к нему! — заметил пенсионер не без ехидства.

— Это все потому, — заверещала жена, — что теперь все разрешается! Сначала женщинам разрешили ходить в мужских брюках, потом разрешили ходить без брюк и почти без юбок, потом разрешили длинные юбки, а мужчинам длинные волосы, как у девиц! Потом…

— Что будет потом?

— Потом я не знаю, но опять что-нибудь разрешат…

Тем временем Мешков в номере триста восемь уже складывал в портфель бритву, мыло, запасную рубашку, как вдруг… постучали в окно.

Мешков озабоченно обернулся и обнаружил Илларию. Подбежал, распахнул балконную дверь:

— Ну, знаете, с вами не соскучишься!

— Сестра меня заперла, поэтому я с этой стороны. Тут легко, — успокоила Иллария, — между балконами барьерчики невысокие, — и прыснула, — только я сначала в чужой номер угодила… Вот я принесла: здесь сыр «Виола», два яйца, крутых конечно, кусок кекса. В поезде всегда есть хочется.

— А если сестра хватится?

— Скажу, сама все слопала.

— Тогда большое спасибо. — Мешков, не колеблясь, положил пакет в портфель.

— И еще, — набралась храбрости Иллария, — я хочу вас проводить! — И испытующе поглядела на Мешкова. Тот храбро выдержал ее взгляд.

— Значит, давайте сразу смываться, а то Таисия Павловна вас разыщет и опять арестует!

— Правильно, — поддержала Иллария. — Уходим сразу!

Мешков взял портфель, и оба направились к двери.

— Я навязчивая, да? — спросила Иллария.

— Вы выдумщица, вы все про себя выдумываете!

Мешков отворил дверь и… увидел Таисию Павловну, которая сердито выпалила:

— Я жду, чем это все закончится!

— Она совершеннолетняя! — напомнил Мешков.

— Я вполне совершеннолетняя, — повторила Иллария. — Я еду на вокзал, провожать.

— Ах, вы уезжаете. — Таисия Павловна подарила Мешкову обворожительную улыбку. — Я так рада была с вами познакомиться. Счастливого пути. Смотрите не опоздайте на поезд!

Иллария и Мешков шли по улице.

— Вы к Таисии несправедливы, — говорила Иллария, — у нее дарование, она заслуженный деятель. Ее выставляют во всем мире. Я служу таланту, это лучше, чем служить министерству.

— Я не в министерстве, я в тресте. Был бы умный, не сидел бы на ста восьмидесяти, а давно ушел в НИИ и сделал диссертацию. — Мешков сам себе удивился и вспылил: — Слушайте, что это я с вами начинаю разговоры разговаривать?

— Вы ко мне привыкаете, — объяснила Иллария.

— Вот что. — Мешков поглядел на часы. — До поезда еще… тридцать шесть минут, мы можем дойти до вокзала пешком, а там, к вопросу о привыкании, пожмем руки и — никаких телефонов, адресов…

— Вы правы, — согласилась Иллария, — баб, которые на шею вешаются, — их никто не любит!

— Лично я, — рассердился Мешков, — люблю пельмени, дальневосточные, с уксусом и перцем, поговорили, повыясняли, хватит, дальше идем молча…

Здесь им повстречался Лазаренко.

— Уезжаешь?

— Уезжаю.

— Провожаете? — Лазаренко взглянул на Илларию.

— Провожаю.

— Новая прическа вам идет. Общий привет. — И Лазаренко пошел своей дорогой.

Тут Мешков, против собственной воли, поглядел на прическу Илларии.

— Ну что? — Иллария замерла.

— Прическа идет, и мы идем, а то поезд уйдет без меня…

Потом Иллария стояла у вагона и Мешков топтался возле него и откровенно ждал, чтобы она ушла. Вся эта история тяготила его, и он смутно, сам не зная почему чувствовал свою вину и от этого еще больше раздражался.

— Отъезжающие, пройдите в вагон! — объявила проводница.

— Ну все, счастливо! — Мешков взял руку Илларии, потряс, быстро выпустил руку и поднялся по ступеньке вагона.

Вдруг Иллария тоже начала подниматься в вагон.

— Пожалуй, я поеду с вами до ближайшей станции.