Иллария спрыгнула с подножки на мостовую и пошла назад, пересекая неприметную и неширокую улицу, правда всю в зелени, которая роскошно именовалась Дворцовой аллеей.
— Мне на двадцать четвертый троллейбус, — сообщила Иллария. — Он останавливается возле моего дома, и не вздумайте меня опять провожать.
Она резко повернулась к Мешкову.
— Виктор Михайлович, ведь вы бы обо мне и не вспомнили, если б я сама вас не отыскала, я вас, конечно, не обвиняю…
— Неправда! — возражал Мешков. — Я звонил в гостиницу…
— Знаю… Но это потому, что я попросила Лазаренко передать вам про день рождения. Ведь это я за вами бегаю…
— Давайте пойдем в шашлычную! — перебил Мешков. — Тут недалеко!..
— Конечно, вам приятно, — грустно продолжала Иллария, — что есть на свете женщина, которая все время о вас думает, это льстит вашему самолюбию…
— Да бросьте вы ерундить!
Мешков сказал это мягко, снова пытаясь остановить Илларию, но это было бесполезным занятием.
— Сегодня я сделала открытие, вот я вас увидела, и, знаете, у меня сердце даже не екнуло!
— Нисколько? — Мешкову вдруг стало обидно.
— Нисколько! — Иллария понизила голос: — Значит, это было временное увлечение. Извините, если я вас огорчила. Давайте попрощаемся, и без адресов, без телефонов.
— Бьете меня моими же словами?
— Повторяю ваши слова, учусь. Школа жизни! — Иллария улыбнулась Мешкову, правда, улыбка веселой не вышла, и забралась в троллейбус.
Мешков смотрел, как троллейбус трогается, затем сквозь заднее стекло увидел Илларию, она помахала ему рукой. Мешков тоже поднял руку и помахал в ответ.
Иллария ехала в троллейбусе и смотрела в окно. И конечно, мысленно ругала себя за то, что не пошла обедать к Мешкову, звал ведь, сам звал, она не напрашивалась. Он же выбежал из дому и нагнал ее на остановке. Дура — круглая дура, треугольная, квадратная — какие еще дуры бывают — зигзагообразные? Но, в общем, она правильно поступила, все равно она ему не нужна, все она ему правильно сказала, надо с этим кончать! Нет, надо было пойти обедать…
Мысли Илларии прервал раздраженный мужской голос:
— Гражданка, я к вам обращаюсь!
Иллария вздрогнула и подняла голову:
— Это вы ко мне?
— А к кому же!
— Вы кто такой, я вас не знаю!
Пассажиры захихикали, а контролер побагровел:
— Контроль, предъявите билет!
— А у меня нет билета! В автобусе я еще брала билет. — Иллария порылась в кармане. — Не знаю, где он. В троллейбусе мне уже было не до билета. Я заплачу штраф! — Она вынула из кармана кошелек и отдала его контролеру: — Возьмите сколько полагается.
Контролер кошелька не взял:
— Сами платите три рубля.
— Как вы думаете, а сколько я должна заплатить, — совершенно серьезно спросила Иллария, — чтобы наш троллейбус поехал обратно и свернул на Планетную улицу, по которой вообще-то троллейбусы не ходят?
Оставшись один, Мешков стал злиться не столько на Илларию, сколько на самого себя. С какой же стати помчался он ее догонять, она с ним разминулась, и слава Богу! Кто его просил проявлять деликатность?! И вот она в ответ, здравствуйте, сразу возгордилась и обхамила его. Прекрасно провел время — прокатился на автобусе, прослушал ее поучения и остался стоять на троллейбусной остановке, очень красиво! И еще помахал ей ручкой, старый болван, вместо того чтобы повернуться спиной и к ней, и к троллейбусу!
Именно в этом состоянии Мешков возвратился домой и на вопрошающий взгляд дочери придал лицу равнодушное выражение:
— Сплавил ее, от ворот поворот! Какое, в конце концов, мне до нее дело? Никакого мне нет до нее дела! — В этот момент Виктор Михайлович увидел Толю.
Держа в руках пылесос, Толя стоял посредине комнаты.
Присутствие Толи было спасением.
— Ну? — прогремел Мешков. — Что ты здесь делаешь, голубчик?
— Собираюсь пылесосить квартиру, картошку я уже принес, — бесстрашно объяснил Толя.
— Папа, пожалуйста… — попыталась предотвратить скандал Маша, но безуспешно.
Мешков нагнулся к Толе и грозно встал перед ним:
— Твоя жена сбежала к другому, и поэтому ты страдаешь, не так ли? Или ты переметнулся? Может быть, тебе нужна московская прописка?
Мешков теснил Толю, и тот отступал к стене.
— Папа, умоляю! — то опять была Маша.
— Ваша профессия, Виктор Михайлович, — вспомнил Толя, — не наносить увечья, а, наоборот, техника безопасности, то есть оберегать чужое здоровье.
— Сейчас я должен обезопасить мою единственную дочь. Поставь пылесос на место и выкатывайся отсюда! — приказал Мешков.
Толя преспокойно уселся в кресло:
— Наверное, вы поссорились с вашей дамой и вымещаете зло на мне!
— Моей дамой? — заревел Мешков и вырвал у Толи из рук пылесос.
Прозвенел звонок.
— Нет у меня никакой дамы! — орал Мешков.
Маша открыла дверь.
Вбежала соседка. Сейчас на ней было длинное синее платье, в котором она, молодящаяся особа лет сорока пяти, выглядела смешно и вульгарно.
— Я погляжусь в ваше зеркало, — пропела соседка. — Идет ли мне это платье?…
— Сейчас мы очень заняты. — Маша попыталась избавиться от этого визита, но соседка как ни в чем не бывало стала вертеться перед зеркалом.
— Что, у вас дома нет своего зеркала? — кинулся к ней Мешков.