Почти цивилизованный Восток

И шторы тоже красные. Зеркал множество. В одном как раз Чарльз и отражается. Кривая, недовольная физия. Со щетиной, с помятостью и заломами.

Главное, отступить он успел.

И Байни придержал за шкирку. Появилось искушение тряхнуть от души, заодно отвесить пару оплеух и, когда протрезвеет, поинтересоваться, что же случилось со старым приятелем такого, чтобы он так издевался над собой.

Но…

Не отвесит. Не скажет.

– Ох ты ж… полегчало. Нэнси! – Байни отер рот ладонью. – Нэн, девочка моя!

– Чего? – Нэн поднялась с софы, на которой и спала, свесив руки да похрапывая. После сна голос ее звучал по-мужски низко, да и она, избавленная от пудры и краски, казалась страшною.

Байни даже шарахнулся.

– Скажи, чтобы пожрать несли. И ты сделала, чего я просил?

– Чего? – Нэнси зевнула, показывая желтоватые кривоватые зубы.

– Письмо. Рекомендательное.

– А… еще вчера. Он тоже жрать будет? – Она потянулась, и корсаж сполз, обнажив небольшую грудь.

Чарльз отвернулся.

– Будет, – сказал Байни. – А ты иди, приведи себя в порядок… а то как шлюха.

Хлопнули ресницы, но спорить Нэнси не стала. Исчезла.

– Пора ее менять. – Байни подавил зевок. – Идем пожрем, что ли. И домой надо, а то мать опять волынку затянет… и отцу донесут. Маменька ладно, а отец-то… будто сам молодым не был. Пилить начнет. Долг. Обязательства… будто я отказываюсь. Невесту мне нашли. Я говорил?

– Не помню, – пробурчал Чарльз, пытаясь скрыть раздражение. Если и сейчас пусто, то…

…После первой вечеринки состоялась вторая, на которой Чарльз сумел остаться трезвым. И то, что он увидел, привело его в ужас.

А еще подвигло принять предложение Эдвина.

В конце концов, герцогиня де Коллен всегда умела создать у высшего общества правильное мнение. И если она возьмет Милисенту под свою опеку, все станет много проще.

Наверное.

Правда, сейчас не отпускало ощущение, что становится только сложнее. Он приходил, собираясь сказать, но как-то… как-то не получалось.

Неотложные дела. Он слишком давно не был дома.

Письма, на которые обязательно нужно ответить. И вопросы, требующие немедленного решения. Августа, чье настроение меняется весьма стремительно, и никогда нельзя понять, с улыбкой его встретят или слезами.

Целитель, запретивший отъезд, ибо слишком много боли и потерь перенесла Августа. И потому состояние ее нестабильно, и нужен постоянный уход.

Разговоры. Пустые. Ни о чем.

Обеды.

Маменька. Ощущение, что он, Чарльз, участвует в престранном представлении, устроенном в его честь, где все участники знают что-то важное, а он понятия не имеет, что же происходит.

– О… хорошо. – Байни поднял чашу с бульоном обеими руками. – Так о чем это я… А, невесту мне нашли… Маменька говорит, что ты всех удивил. Ну, это она вежливо… Она и вправду такая?

– Кто?

– Твоя жена. – Байни икнул и прикрыл рот рукой. Потом с отвращением вытер. Глянул на грязные манжеты рубахи… и его снова вырвало, выпитым бульоном и желчью. – Твою ж…

Чарльз отвернулся.

Встречи.

Друзья. Точнее – люди, полагающие себя его друзьями, связанные с Чарльзом учебой ли, общими ли делами или просто случайными встречами. Где они были, когда ему понадобилась помощь? Впрочем, о помощи просить не принято.

Или жаловаться.

А вот пить…

– Из-звини, друг. Кажется, я и вправду перебрал… ох ты ж… – Байни побледнел.

– Целителя?

– Н-нет… п-пройдет… эти же… донесут еще… они же все тут… – Байни потер грудь. – Мне просто… п-полежать… Нэн позови.

– Давай помогу. – Чарльз помог приятелю встать.

Вечера всегда начинались одинаково. Разговор, без разницы о чем. Неторопливая игра. Малые ставки, такой же интерес.

Ощущение лености и неги.

Выпивка.

И зелье, которое появлялось словно из ниоткуда, а с ним и предложение:

– А не повеселиться ли нам, господа…

Полупрозрачный фиал. Капли с резким и терпким запахом аниса. Бокалы. И смех. Безумный смех. Подобный Чарльз слышал в опиумных курильнях.

Неужели они не понимают?

Или не хотят понимать? Врут себе, что это лишь маленькая слабость. Все люди имеют право на маленькие слабости, особенно такие, которые не вредят другим. А зелье отрезает Дар. И разум туманит. И все вокруг становится иным, таким болезненно ярким, волшебным.

– Иди, вот так… может, все-таки целителя? – Чарльз помог Байни лечь.

Тот вытянулся со стоном и глаза закрыл. А с лестницы свесилась Нэнси.

– Чего? – крикнула она. – Нажрался опять?

– Нет. – Чарльз взял приятеля за руку. Сердце билось как-то… неровно. Нервно. И выглядел Байни весьма нездорово. Кожа его приобрела сероватый оттенок. – Целителя зови.

– Чего?

– Целителя! – рявкнул Чарльз. – Или лучше… погоди. Пошли кого-нибудь по этому адресу.

Он зубами стянул перстень.

– Передай, чтобы поспешили. Я прошу. Все оплачу.

Байни приоткрыл рот, и изо рта вытянулась ниточка слюны.

Твою ж…

Они ведь говорили. Обо всем. Об актрисах, которые, конечно, премиленькие, но уж больно дорого обходятся. И это притом, что никаких гарантий верности или хотя бы порядочности. И балеринки не лучше. Потому любовниц стоит искать не там.

Нет, нет.