– Любезный друг, ты знаешь, в какое время мы живём. Воздух чем-то заражён, и мёртвые стали оживать, будто воскреснув. Они заражают этой пакостью живых, и те становятся очень агрессивными зомби. Мой несчастный сын умер своей смертью, но я знаю, что пройдёт совсем немного времени, когда он восстанет из своей могилы. И мне бы хотелось в этот страшный час сделать ему подарок. Однажды он вырвется из своей гробницы и поймёт, что не один. И мой мальчик – в своей машине, которую он создавал своими руками, и его отец не забыл о нём. Что до меня… то машина мне одному не нужна. Неправильно, если первыми уходят дети, а мне, видимо, придётся уйти после сына, как это ни ужасно!.. – Голос на плёнке оборвался и в динамики оглушительным мощным потоком хлынула органная музыка.
Однако даже громкая запись виртуозной и величественной Токкаты и фуги ре минор, BWV 565 Баха не помешала Кинскому различить донёсшийся позади подозрительный треск. Он вывернул голову, насколько это ему позволяла его нелепая поза пленника, и увидел, как кто-то выколачивает изнутри верхние доски из длинного ящика, стоявшего вдоль стены. Чьи-то худые бледные руки проделали большую брешь в верхней крышке, за ними появилась голова, и вскоре всё тело выбралось наружу из этого подобия гроба.
Кинского прошиб холодный пот, когда он увидел, что это – худой и высокий зомби с жёлтыми глазами, мерцающими, как у голодной гиены. Живой мертвец обвёл взором салон машины, и его хищный холодный взгляд остановился на Антоне. После этого поначалу вялый зомби заметно оживился и целенаправленно шагнул в сторону водителя, прикованного к креслу. Последнему было уже не впервой чувствовать себя подобным образом после того, как он провёл несколько дней привязанным цепью к рулевому колесу циркового грузовика, но в данной новой ситуации он оказался намного более уязвим.
Существо, надвигавшееся на него, только что воскресло и, вероятно, испытывало неестественный чудовищный голод и жажду крови – это было написано у него на бледном, как посмертная маска, лице. Упырь оскалился и простёр свои руки с длинными тонкими, перепачканными в машинном масле пальцами, к горлу Кинского.
В тщетной попытке вырваться из кресла, Антон в ужасе закричал и нажал на газ больной ногой в капкане. Машина резво тронулась с места, и зомби, потеряв равновесие, распластался на полу, однако на удивление быстро вернул прежнюю ориентацию, и теперь уже ползком, скаля крупные белые зубы, будто в усмешке, приближался к перепуганному насмерть водителю. Ни одна из попыток Кинского вращать рулём на высокой скорости не возымела на живого мертвеца своего действия. Когда упырь наконец достиг открытой с одной стороны водительской кабины и, встав с колен, был готов наброситься на Кинского, тот резко нажал на тормоза. Шатун с силой ударился головой об лобовое стекло, однако остался стоять на ногах. Антон схватил автомат, и вставив дуло упырю в рот, разрядил весь магазин. Всем давно известно, что одна пуля для зомби всё равно что укус комара, но только не весь магазин. Голову шатуна буквально разорвало на части, и его укороченное тело, беспомощно взмахнув руками, рухнуло на пол у передней боковой двери машины.
Несколько минут Кинский ещё боролся с капканом, державшим его правую ногу цепкой хваткой, пока ему не удалось наконец раздвинуть дуги и высвободить ступню. После этого Кинский торжествующе нажал на кнопку магнитолы, выключив божественную музыку гения органной музыки на последних торжественных тактах.