Почти замужняя женщина к середине ночи

И неизвестно, что еще произойдет, вон там, за поворотом ближайшего переулка, куда уведет тебя он, какую приятную непредвиденность предоставит? И даже не важно, нужна ли она тебе, непредвиденность, хочешь ли ты ее. Может, и не хочешь – твое, в конце концов, дело. Главное, что выбор есть. Сам факт, что она присутствует, носится в воздухе и обещает, – сам такой факт будоражит и сильно разукрашивает общую скромную ежедневность. Хотя – повторю: реализуется ли все то, что обещано и нашептано тебе втихаря? Или нет? Это второй и, в общем-то, несущественный вопрос. Ведь порой само обладание и не обязательно, достаточно догадки, что обладание возможно.

А вот и Инфант топчется в сторонке у противоположной стороны скверика. И портфель при нем. И по тому, как отвисает Инфантова кисть, да и вся вытянутая за ней рука, понятно, что не легкий на сегодня у него портфельчик оказался.

Мы всей гурьбой и рванулись к нему, расталкивая на узкой проезжей части машины, устремляя за собой Зину с подругой. Но только чтобы разочаровать их обеих. Потому что, возможно, у них были совсем другие планы на поздний вечер – более культурные, цивильные, одним словом.

Ну, ночной клуб какой или ресторан-кофейня, на худой конец. В конце концов, не девчонки какие-нибудь, а пусть еще вполне молодые, пусть озорные еще, но уже взрослые женщины. И не пристало таким женщинам в скверике прямо напротив театра первую бутылку сушняка вместе с незнакомым и странноватым на вид Инфантом из горла распивать.

А им как раз именно такое и предстояло. Да и нам тоже. Потому что обидно выбило нас из подпитого нашего баланса, то есть из гармонии, и срочно следовало к ней возвращаться. А Инфанту просто-напросто надо было нас нагонять.

И хотя ни Зина, ни подруга ее нас не одобрили ни взглядом, ни словом, а даже как-то засомневались поначалу, но все равно глотнули из бутылки. Лишь переглянулись опять же двусмысленно.

– Да это все из-за бомжа этого, – напомнил про меня Илюха. – Это его заразные привычки вот так незаметно на нас перекинулись. Вы тоже будьте осторожны, а то, как и мы, пострадать можете, будете теперь каждый раз после театра вот так же… – предупредил Илюха женщин, заливая себе рот.

– Ты, Инфант, пропустил веселый спектакль, – постарался представить я и Зине, и подруге ее Инфанта.

Но тот не представлялся. Не хотел, наверное. А хотел стоять молчаливо.

– Да, он не театрал, – перевел разговор на Инфанта Илюха. – Как, например, мы с тобой.

И я согласился – точно, не театрал.

– Ты, лапуля, – наконец-то проявился печальным голосом Инфант, – теперь сам будешь этот портфель таскать.

И в голосе его зазвучала обида. Которая, по-видимому, и помешала ему естественно отреагировать на совсем близко подошедших к нему женщин. Хотя те осматривали его почти без боязни.

Но я не хотел дискуссии, особенно про портфель, особенно в присутствии посторонних. И поэтому, чтобы ее избежать, сам прильнул губами к горлышку бутылки.

А потом оторвал от губ булькающую емкость и налил Инфанту в стаканчик, потому что Инфант всегда пил только из стаканчика. Запретили мы ему не из стаканчика.

Так как давно заметили, что, после того как он присосется к любой, не обязательно даже спиртной, бутылке, – содержимого в ней почему-то становилось подозрительно больше. Он вообще легко ломал все физические законы, этот Инфант.

Глава 6 Два часа сорок пять минут до кульминации

А вот теперь я произведу волюнтаристскую остановку в своем сюжетном продвижении, потому как пора ввести в него новый персонаж, то бишь, самого что ни на есть Инфанта. Потому как он еще один основной герой данной, да и многих последующих историй. Или их канва, если можно так про человека.

К тому же он более других отчетливо требует дополнительного описания и объяснения, так как без объяснения можно легко запутаться в Инфанте. И заплутать в нем.

Короче, Инфант был странен. Хотя, говоря об Инфанте вслух, мы и в глаза, и за ними употребляли более лицеприятное слово – «неадекватный». И ничего, если честно, в этом слове плохого не подразумевали.

Да и то сказать, еще ведь грибоедовский Чацкий, насколько я помню, восклицал под самый занавес своего горя: «Я странный? – восклицал Чацкий. – А не странен кто ж?!»

И действительно, ну кто ж не странен?

Ведь если каждый из нас обернется вокруг себя, приглядится к окружающему народу – к родственникам, например, особенно со стороны жены или, наоборот, мужа. Или к друзьям, к тем, которые с детства. Да и к остальным тоже приглядится – то каждый поймет вслед за мной, что все, абсолютно все неадекватны. Со своими, так сказать, прибамбасами.

И даже я, и даже не исключено, что и Зина с подругой. Ну а про Илюху и говорить нечего – достаточно лишь в его глазки, даже в темноте светящиеся неестественной живостью, заглянуть. Как будто он робот электрический какой, заряженный выше самого допустимого предела.

Да и хорошо это, что мы все неадекватны. Так жить слаще, когда у каждого свои уникальные представления на этот мир имеются. Не совпадающие порой с общепринятыми, подтвержденными наукой.