Почти замужняя женщина к середине ночи

– Как куда? – удивился за меня Илюха. – Мы ее домой отправили, на такси. А зачем же я тогда, не дождавшись окончания, спектакль покинул? Самостоятельно, заметьте, покинул, никто меня принудительно не выводил. Хотя и могли бы. Именно потому и покинул, что экранируют тарелки плохо. Да и жесткие они. Его бывшая жена, – здесь Илюха указал на меня, – прямо вся извелась на стуле, настолько они колкими оказались. Не могу, говорит, больше, уж очень они колкие и шершавые. Да оно и понятно, у нее там, под кофточкой, все хоть и упруго, но очень нежно. Надо было у вас еще пачечку салфеток одолжить для прокладки. Но кто ж знал заранее?

Но меня не интересовал их никчемный диалог. И я прервал его не церемонясь.

– Белобородый, ты на биржу труда звонил? Вакансии обещанные там существуют? – перебил я их, понимая под «биржей труда» Настин и Наташин телефон.

Так как я вообще-то глубоко внутри себя конспиратор по призванию, мне бы забойщиком в какой-нибудь разведшколе. Но вот по-другому жизнь с детства распорядилась, и не вышло из меня забойщика.

Почему я именно биржей труда законспирировался? – сам не знаю. Как-то оно само порой решается, чем конспирироваться, – как правило, без моего непосредственного волевого участия. Главное, что не мог я раскрывать наш общий с театральной труппой секрет в присутствии не посвященной в него, посторонней буфетчицы.

А вот Илюхе заход про «биржу труда» понравился. Он его оценил.

– Да он вообще безработный, – пояснил он про меня буфетчице. – Давно уже, тунеядец, одним словом. Поэтому жена от него и ушла. А как же иначе, когда муж не в силах ее материальные запросы поддерживать. А вот для него уход жены тяжелым ударом оказался. Потому он теперь постоянно работу и ищет в попытке жену вернуть и не может никак найти. Не хватает для него работы.

Он затормозил на мгновение, чтобы мозги его успели догнать собственные же слова. И те, догнав, совершили еще один незапланированный виток.

– Он вообще-то бомж, – достал из себя этот виток Илюха. – Жена, когда его оставляла, еще и квартиру заодно прихватила, вот он на улице и оказался. А театры он с детства сильно полюбил. Не может и недели практически прожить без театра. Вы, например, знаете, Татьяна, что среди бомжей вообще много скрытых театралов. А все потому, что они, как правило, чувствительные очень.

– Ладно болтать-то, на бомжа он не похож, – смерила меня проникновенным взглядом буфетчица.

– Да это я его одеваю прилично. Ну, для театрального вечера только. А все ради его прежней жены, с которой у меня давние дружеские отношения. И в судьбе которой я принимаю искреннее участие, – объяснил ей Илюха мой приличный вид.

– Наверное, не повезло ему с прежней женой, бедненькому, – предположила буфетчица, начиная меня жалеть еще сильнее. – По всему видать, молодая попалась. Не понимает ничего.

Но ее собеседник, видимо, не расслышал реплики. Или не хотел. Он вынужден был продолжать, он просто не мог остановиться:

– И в парикмахерскую его вожу, и даже в баню. Хотя сам сижу в переодевалке, жду его, внутрь предпочитаю не заходить. Ну сами понимаете, Тань, чего только с них, с бомжей, не перескочит на приличного человека. А все почему? Почему я так поступаю благородно? Да из-за моего дружеского участия к его прежней жене. Понимаете, Таня, участвую я к ней сильно дружески…

Он все лился и лился про меня словами, и чем больше лился, тем все проникновеннее мерила меня Татьяна своим длительным взглядом. В нем читалась жалость, ну и, может быть, еще, мне показалось, желание защитить, заступиться, взять на поруки. А может быть, мне просто показалось. Во взгляде чужой буфетчицы всегда легко ошибиться.

Я тоже, в свою очередь, глянул на Илюху – ну ведь вправду неподходящее было сейчас место для ненужных его фантазий. Я, конечно, и сам не прочь порой пофантазировать, перелетев в особое пространство со специальным, лишним измерением.

Но для фантазий надо время и место подходящее знать. И ни к чему они, когда решается вполне реальный вопрос – правильный нам дали номер телефона или зло насмеялись над нами? И что теперь делать, если насмеялись? Спектакль-то закончился уже, и получается, что нам даже срывать теперь нечего.

Вот я и посмотрел на развеселившегося без повода Илюху, который просто мимоходом, на моих собственных, давно не удивляющихся глазах, вклеивал меня сердечной театральной буфетчице Тане. И так я посмотрел на него, что ему срочно пришлось осечься по собственному желанию.

Потому что, если честно, они, ну те, кто часто располагались рядом со мной, опасались меня немного. И Илюха в их числе. Имелась у меня определенная над ними, ну, если не власть, то, скажем, веский аргумент. Впрочем, об этом я чуть позже объясню.

– Так что, стариканер, на бирже тебе ответили? – проявил я снова свое любопытство. – Ты вообще туда попал, телефон не перепутал?