Почувствуй это снова

Сердце колотится на разрыв. Меня потряхивает: я будто испытывала некоторую власть над его сильным телом. Над новой версией девятнадцатилетнего Матвея. Это было невероятно.

Касаюсь руками его груди, он сгребает в охапку и бесцеремонно прижимает к себе. Откидывается спиной на кафель. Я встаю на его ступни, потому что пол прохладный. Только заметила. Да и что уж там, грязноватый. Пусть сам стоит.

— Ты можешь прополоскать рот, — предлагает Матвей на выдохе.

— Не хочу, — бурчу упрямо. Он отчего–то вздрагивает, и прижимает меня сильнее. — Тебе понравилось?

Матвей быстро кивает несколько раз. Его щеки румяные. Глаза полуприкрытые.

— Ужасно волновалась. Первый минет в моей жизни.

— Разве? — переспрашивает он. Чуть отворачивается. Будто тоже стесняется.

Я мгновенно ощущаю напряжение в его теле и между нами. Ревнует? Брезгует? Не говорит ничего. Только обнимает.

— Спасибо. Было... — Он прерывается, облизывает губы. — Нереально. Неважно какой по счету.

Но при этом таким тоном, что дураку очевидно — это важно. Для него сейчас это крайне важно. Важнее не бывает. Но не признается же. Упертый. Стоит, обнимается.

Мои щеки начинает пылать. Ну как он мог поверить в ту тупую ложь за столом?!

Глава 20

Матвей

Дело вообще в другом! Блть. Если это гормональное влияние на разум, то не знаю. Сука, за что оно так? Фантазия на полную, четкое желание сдохнуть накатывало волнами в момент экстаза. Ни фига себе психологический триллер.

Мазохизм с*аный, я на такое не подписывался. И если эволюция придумала ревность ради размножения, то е*ал я в рот всю эту теорию Дарвина и ее создателя.

Тупо больно. Без каких–то возвышенных эпитетов и виртуозных рифмованных сочинений. На фиг всю нашу классику. Одно только слово — больно.

Не хочу это чувствовать. Не собираюсь, не буду.

Чувствую.

Запрокидываю голову и закрываю глаза.

Думал же по–всякому. Пока курил там под окном, на улице. Не то чтобы я был каким–то доморощенным у**аном, который считает, что главное в телке — это невинность. Если бы мы с Юлей сегодня познакомились и я знал, что у нее были контакты разного там масштаба и профиля — да и бог с ними. Ну не сразу человеку повезло со мной. Мы бы просто это не обсуждали поначалу. А потом бы я сделал так, чтобы она о них навсегда забыла, как и любой нормальный мужик на моем месте в отношениях.

Чтобы контакты лишние померкли в памяти, и я только один там остался.

Но это, мать вашу, Юля.

Та самая Юля. Моя Юля. Которую я всю знаю до сантиметра. И то, что она была с кем–то, хотела кого–то — это тотально и насмерть. Тотально ужасно и несправедливо, даже если с логической точки зрения нормально — мы ведь расстались к тому времени. И она могла делать, что хочется.

Неадекватно ненавидеть человека за то, что он не твой. Не так ли?

Сегодняшний секс был зря. Мы не друзья, не просто знакомые. Я кончал ей в рот и думал о том, что мы можем либо вместе навсегда, либо врагами быть.

Е*ать ее тело — основное мое желание на данный момент. Но после кого–то я просто не могу. Не брезгую, нет. Просто не могу принять и осмыслить, что она хотела другого.

Полный восторг от новых ярких ощущений и тотальное отсутствие надежды на хэппи–энд для себя. Одно лишь тотальное одиночество — вот что я чувствую.

Юля бы уже загибала пальцы из–за моей тавтологии.

Не надо было трогать ее. Приехал защитить и приглядывать — защищай и приглядывай. А не сиськи облизывай и член свой в нее пихай.

Но хер тут удержишься.

Ее когда видишь, особенно возбужденную, — всё, пздц. Самоуважение, гордость, планы на будущее — все идет на хрен. Потому что Юля.

Та самая. Которая вот стоит голая. И с которой невозможны компромиссы.

Откуда у нее, кстати, такие шикарные сиськи? Так удачно поправилась? Мелькает странное сомнение, но быстро его отбрасываю. Некогда.

Юля целует меня в плечо, жмется, пока я тут о жизни размышляю и о своей тонкой раненой душевной организации.

Но почему всё так стремно? Где я ее потерял? Почему пошла экспериментировать?

Ладно. Пора валить отсюда. Обожранные орки могут в любой момент вернуться. Утром все протрезвеют, а дыру в черепе лечить годами. Одного Захара стоит вспомнить с его приступами.

— Я наврала сегодня, — слышу Юлин тихий голос. Она меня гладит, гладит. — Вообще врала без остановки, никто и не заметил. Дураки они все. Это мой первый минет, разумеется. Я очень стеснялась, но хотела тебя. Это пересилило.

Она губы облизывает так эротично, что кровь снова внизу живота концентрируется при мысли, что Юле было вкусно. Не представляю, как переварить и усвоить все, что чувствую. Бешеная жажда этой девушки с вкраплениями бордовой ненависти.

Юля смотрит на меня растерянно и шепчет:

— Все как–то на инстинктах вышло. Ты во всем у меня первый.

Выдыхаю громко–громко. Следом каждая клетка в теле расслабляется, будто я еще раз кончаю прямо сейчас, но уже не членом, а как–то морально типа. Вот такая биология.

Окей, опишем литературно. Кажется, будто долго нес тяжеленную ношу, которую наконец сбросил.

Следом напоминаю себе: да она же лгунья!