Телефон периодически проверяю, хотя знаю: Матвей не позвонит. Он не звонил полтора месяца с той страшной ссоры ночью у парковки травматологии.
И бегать за мной больше не станет.
Четкое и ясное понимание этого однажды стало открытием, я очень долго вокруг него кружила, продиралась наощупь, ничего кроме своей боли не чувствуя. А потом, когда осознала, картинка сложилась и стала предельно понятной.
Мы разошлись навсегда.
И если помиримся, то всё будет иначе. И я не представляю как это с ним, когда иначе.
Не помнила себя фантазеркой ранее, сейчас же часами могу, забившись в угол какой–нибудь и закрыв глаза, в голове прокручивать наши с Матвеем общие моменты. Вспоминать и будто бы вновь испытывать то, что я тогда испытывала. Чувствовать то, что чувствовала. Снова и снова, как наркоманка на игле. По кругу. Раньше я черпала эмоции и вдохновение в книгах, больше они мне не требуются.
Я как раз в мыслях своих на «Черри» ночью к травматологии подъезжаю и, выпрыгнув из машины, вместо того, чтобы начать орать, несусь к Матвею и обнимаю его руками и ногами, как дверь открывается.
Мама заглядывает в комнату и говорит радостно:
– Юля, пойдем ужинать? У нас всё готово.
Счастливая–счастливая!
– Да, мам, сейчас, – присаживаюсь и тоже улыбаюсь.
Быстро расчесываюсь, убираю волосы за уши, после чего направляюсь за ней в кухню. Сегодня в нашей семье небольшой, но важный праздник. Двадцать лет назад мамина лучшая подруг вышла замуж, и на ее свадьбе мои родители впервые увидели друг друга.
Мама была свидетельницей, а папа обычным гостем. Он весь вечер «воровал» ее у свидетеля и выпрашивал танцы.
Забавный факт: я всю жизнь почему–то думала, что родилась через два года после знакомства родителей, что вполне пристойно. Пока Матвей не подметил, что познакомились–то они в декабре, а через январь родилась я. Год отношений в этот отрезок времени ну никак не втискивается. В моем мире тогда новые оттенки появись и впервые закралась мысль, что мои родители живые люди, а не идеальные персонажи художественного фильма.
Мама, суетясь, накрывает на стол, отец разливает вино. Я беру бокал и говорю короткую искреннюю речь. Желаю счастья, долгих лет жизни. Искренней любви.
Папа приобнимает маму одной рукой и широко улыбается. Эмоции наполняют меня и растягивают, как воздух воздушный шарик. В последнее время этих эмоций всегда так много, что едва справляюсь. Слезы на ровном месте на глаза наворачиваются.
– Я вас сильно люблю, – искренне заверяю. – Будьте очень–очень счастливы, мои хорошие. И простите меня, если что не так. Я честно стараюсь. – Сердце срывается в бешеное биение. – И очень хочу, чтобы вы мной гордились!
Замираю в ожидании отклика. Мы никогда не признаемся друг другу в любви, как–то не принято. Оно и так понятно: я их дочь, к чему пафосные фразы? Но если мама заверит сейчас что любит меня всегда и любой, я окончательно расплачусь и во всем признаюсь.
– Мы тобой гордимся, Юль, – говорит мама. Ее глаза смеются. – Не всегда в последнее время, что правда, то правда. Но уверена, поводы еще появятся.
– Иди к нам, – зовет отец, неожиданно растрогавшись.
Я делаю вид, что отпиваю вино, после чего слушаюсь, и мы крепко обнимаемся.
У меня должен был быть братик, но мама потеряла его на большом сроке. Потом была череда неудачных беременностей. Я была маленькой и период тот помню плохо. Лишь слезы. Как мама плакала, а отец ее жалел. Месяц за месяцем. Мне почему–то казалось, что это из–за меня, и я плакала тоже, обещая себе, что никогда не подведу их.
Мне так хотелось, чтобы им меня одной для счастья было достаточно! Казалось, что если я постараюсь сильно, если стану идеальной, они больше не будут грустить.
Потом мы ужинаем, болтаем обо всем подряд. Смотрим концерт по телевизору.
– Юля, вино совсем не понравилось? – в какой–то момент спрашивает мама.
– Очень хорошее. Но я ж не люблю алкоголь, ты знаешь, – кривлю губы.
– Всё правильно. Испорченный виноградный сок, ничего полезного в нем нет, – добавляет отец, забирая мой бокал и переливая содержимое себе. Тянется за бутылкой с соком.
– Вить, ты так говоришь, будто я водку в нее силком вливаю, а не спрашиваю про хорошее сухое вино. Ты себя не помнишь в восемнадцать лет? Пусть лучше дома попробует качественное. Чтобы понимать разницу.
– Маленькая еще, успеет распробовать, – отрезает папа.
А я пожимаю плечами, радуясь тому, что отец по–прежнему считает меня ребенком. Его ждет сюрприз.
Что ж.
Оказавшись в своей комнате, я больше по привычке проверяю телефон. В чатах сотни сообщений, но меня они мало волнуют. Кровь и без допинга несется по венам. Некоторое время я бесцельно хожу по комнате, потом снимаю блокировку с экрана и выбираю из списка Диану Романовну. Когда она отвечает, сразу перехожу к делу и выпаливаю на одном дыхании:
– Я бы хотела предложить вам выпить кофе вместе. Давно не виделись.
Диана Романовна – наша с Матвеем бывшая учительница химии, через нее мы и познакомились. Потом она вышла замуж за старшего брата Матвея и тем самым осталась в наших жизнях навсегда.