Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству

«Все наперерыв спешили познакомить Ашанина с адмиралом в кратких, но выразительных характеристиках беспощадной юности, напирая главным образом на бешеные выходки стихийной, страстной натуры начальника эскадры. Про него рассказывались легендарные истории, невероятные анекдоты. Признавая, что Корнев[116]лихой моряк и честнейший человек, все эти молодые люди, которые только позже поняли значение адмирала как морского учителя, видели в нем только отчаянного «разносителя» и ругателя, который в минуты профессионального гнева топчет ногами фуражку, прыгает на шканцах и орет, как бесноватый, и боялись его на службе, как мыши кота. Ашанину изображали адмирала в лицах, копируя при общем смехе, как он грозит гардемарина повесить или расстрелять, как через пять минут того же гардемарина называет любезным другом, заботливо угощая его папиросами; как учит за обедом есть рыбу вилкой, а не с ножа; как декламирует Пушкина и Лермонтова, как донимает чтениями у себя в каюте и рассказами о Нельсоне, Нахимове и Корнилове и как совершает совместные прогулки для осмотра портов, заставляя потом излагать все это на бумаге. Внезапные переходы его от полнейшего штиля, когда гардемарины были «любезные друзья», к шторму, когда они становились «щенками», которых следует повесить на нока–реях, мастерски были переданы востроглазым, худеньким Касаткиным[117].

Слушая все эти торопливые рассказы, смотря на более или менее удачные воспроизведения Корнева, Ашанин понял, что на «Витязе»[118]центральной фигурой — так сказать, героем — был беспокойный адмирал. На нем сосредоточивалось общее внимание; ему давали всевозможные клички — от «глазастого черта» до «прыгуна–антихриста» включительно, его бранили, за небольшим исключением, почти все, над ним изощряли остроумие, ему посвящались сатирические стихи.

— Слушай, Ашанин, какую я песенку про него написал… Небось, он ее знает… Слышал, дьявол! — похвастал Касаткин.

— И не расстрелял тебя? — засмеялся Ашанин.

— Нет. смеялся. Просил всю песню показать.

И маленький гардемарин с задорным вихорком и мышиными глазками, благоразумно затворив двери каюты, затянул фальцетом, а все подтянули хором:

Хуже ливня и тумана,
Мелей, рифов, скал,
Шквала, шторма, урагана —
Грозный адмирал.».

В XIX–XX вв. не было чем–то исключительным разжалование штаб–офицеров в мичманы.

В феврале 1854 г. за гибель своего корабля[119] — транспорта «Неман» — до первого офицерского чина был понижен капитан–лейтенант Павел Яковлевич Шкот. В ходе обороны Севастополя в 1854–1855 гг. он был восстановлен в звании, а окончил службу вице–адмиралом.

А вот история из более близких времен.