Взаимоотношения матроса и офицера как крепостного мужика и барина, сложившиеся при крепостном праве, мало изменились и после 1861 г. Сами матросы того времени считали их вполне естественными, а офицера воспринимали как человека другой породы. Отмена крепостного права запустила плавный процесс повышения самооценки как крестьянина, так и, особенно, рабочего. К началу ХХ в. на флот уже приходили преимущественно горожане – люди с обостренным чувством собственного достоинства, тянувшиеся к техническим знаниям и уважавшие их носителей. Поскольку базы флота были одновременно крупными промышленными центрами – Петербург, Кронштадт, Ревель, Николаев, – моряки близко общались с рабочим населением. Особенно тесными были контакты матросов и рабочих при достройке кораблей, когда команда работала бок о бок с мастеровыми.
Офицеры не считали нужным учитывать возросшие интеллектуальные запросы матросов. Вся «политработа» сводилась к так называемой словесности – умению быстро доложить, кто в России император, императрица, наследник престола, морской министр, командующий флотом, командир корабля, командир роты, в которой служит матрос. Еще требовалось знать, что «матрос есть защитник престола и отечества от врагов внешних и внутренних». Корабельные библиотеки для матросов большей частью представляли жалкое зрелище – они были наполнены детскими рассказами и житиями святых. С началом Первой мировой войны библиотеки были еще раз «почищены» от более-менее серьезной литературы. В подобных условиях матросы, стремившиеся почитать о реальной жизни, быстро находили нелегальную литературу.
На кораблях флота действовали большевистские, меньшевистские, эсеровские и анархистские группы. Они были немногочисленны – убежденных политических активистов были единицы, вокруг них собиралось небольшое число «сочувствующих». Но между собой матросы обсуждали происходящее достаточно откровенно. Практически каждый представлял себе, к кому из сослуживцев можно обратиться за разъяснением актуальных вопросов. Поэтому когда ситуация обострилась, из матросской массы сразу же выделились достаточно подготовленные лидеры. Нельзя не отметить, что в 1914 г. на флот были мобилизованы матросы, участвовавшие в революционных выступлениях 1905–1906 гг. или наблюдавшие эти выступления собственными глазами. Например, оба руководителя большевистской организации на линкоре «Гангут» в 1915 г., Владимир Федорович Полухин (1886–1918) и Константин Иванович Пронский (1887–1949), были призваны из запаса. Полухин в 1918 г. был расстрелян в числе 26 бакинских комиссаров. Пронский в Гражданскую войну был командующим красной Северо-Двинской флотилией, участвовал в Великой Отечественной войне в составе народного ополчения.
Во время Первой мировой войны на кораблях флота имели место происшествия, которые матросы называли «забастовками». Обычно то были волнения, связанные с конкретными несправедливостями. В сентябре 1915 г. такая «забастовка» произошла на крейсере «Россия», а в октябре того же года – на новейшем линкоре «Гангут». Волнения на «Гангуте» начались с того, что после угольной погрузки команде были выданы не макароны по-флотски, которые считались в то время деликатесом, а гречневая каша. Усугубила ситуацию неприязнь к старшему офицеру корабля, старшему лейтенанту барону Оскару Бруновичу Фитингофу (1885–1974) за то, что он носил немецкую фамилию и был крайне придирчив к матросам. Командир корабля капитан 1-го ранга Михаил Александрович Кедров (1878–1945) – известный теоретик артиллерийской стрельбы, незадолго до войны стал флигель-адъютантом царя. Для него командование «Гангутом» было довольно скучным эпизодом перед получением адмиральского чина, поэтому на обстановку на корабле он особого внимания не обращал. Восстания как такового на корабле не было, матросов удалось успокоить, выдав мясные консервы. Однако военно-морское начальство приняло непропорционально суровые меры – 2 матроса были приговорены к расстрелу (замененному на 8 лет каторги), а еще 22 – к различным срокам каторги. Ни одного политического активиста среди осужденных не было – всех моряков, подозреваемых в антиправительственной деятельности, списали с корабля без суда. В частности, Полухин был разжалован из унтер-офицеров в матросы и отправлен на Белое море.
События на «Гангуте» легли в основу романа Леонида Соболева «Капитальный ремонт», но автор перенес их на год с небольшим назад, в преддверие Первой мировой войны.
Такие происшествия можно толковать как недоразумение, проистекавшее из стечения случайных обстоятельств. Но, возможно, они были проявлением важной тенденции – протестные настроения среди матросов вызревали, но в условиях вооруженных сил они не имели никакого легального выхода. Поэтому до поры до времени невнимательные офицеры могли считать, что на флоте все хорошо. Когда возмущение рядовых моряков всей совокупностью несправедливых порядков как в целом в стране, так и на флоте вырвалось наружу во время Февральской революции, для таких офицеров это стало полной неожиданностью.