Под белым орлом

Серра закусил губы, чтобы подавить проклятие, рвавшееся у него из груди.

— Мне, собственно, нужен покой, — возразил он, — и я прошу вас не налагать на себя никаких стеснений ради меня.

— Какие же тут стеснения? Что вы, почтеннейший господин Серра! Ведь я вам сказал, что весьма важные интересы моего патрона соединяются здесь с моею человеческою обязанностью и убеждают меня в необходимости остаться до поры до времени в Варшаве и выждать дальнейшего развития политических событий. Это кажется мне важнее для моего патрона, чем быстрая доставка письма графа Потоцкого, содержание которого, пожалуй, может оказаться преждевременным ввиду совершающихся здесь событий. Однако теперь я оставляю вас, чтобы устроиться в соседней с вами комнате, которую, надеюсь, хозяин гостиницы уже освободил для меня.

Акст вышел вон. Вскочивший с места Серра погрозил ему вслед кулаком и воскликнул:

— Проклятый проныра! Несомненно, его прислали сюда шпионить за мною. Хотя это ему, конечно, и не удастся, но он всё же будет парализовать мою деятельность, потому что наверно сумеет устроить так, чтобы я не оставался ни минуты без надзора. А этот Феликс Потоцкий!.. О, моё подозрение против него было основательным! Он старается удалить меня, чтобы о его фальшивой игре не узнали в Вене и не помешали ей! Прежде всего нужно закончить моё донесение графу Виельгорскому, а также скорее довести до его сведения последние события. Агент торговой компании явится ко мне, и я могу даже в присутствии Акста вручить ему моё письмо для отправки.

Серра принялся усердно писать дальше. Тут до него донеслись громкие крики с улицы.

— Что это значит? — произнёс он, прислушиваясь, — неужели покров уже спал? Неужели народ осмелился восстать? О, тогда выяснилось бы, кто затеял это похищение и чья рука готова поднять корону, упавшую с головы Понятовского! Но нет, — продолжал он, по-прежнему, прислушиваясь, — это — не революционные крики; это — клик радости... так не возвещают восстания!

Серра приотворил немного своё окно.

— Да здравствует Станислав Август! Король снова нашёлся! Да здравствует король! Долой изменников!

Эти крики выделялись из беспорядочного гама и все массы народа, наполнявшие до сих пор густыми толпами улицы, кинулись бегом по направлению к дворцу.

Пока Серра, с величайшим удивлением и чутко насторожившись, прислушивался к этим возгласам, к нему опять вошёл Акст и сказал:

— Всё устроено, теперь я — ваш сосед. Но что это значит? Какой дикий гам поднимается снова на улице? Вы слышите? — спросил он, раскрывая больше приотворенное окно. — Прямо не верится!.. Народ ликует; кричат, что король нашёлся! Какой новый удивительный оборот! Должно быть, похитители — ужасно неловкие люди, или их противники далеко превзошли в ловкости заговорщиков, если сумели отбить у них добычу. Но, действительно, это очень важно... Нам надо узнать правду. Я спущусь на улицу, чтобы расспросить, что случилось, и скоро принесу вам известие!

— В такие минуты, как эта, — сказал Серра, быстро поднимаясь, — даже и больное тело должно повиноваться нашей воле. Я пойду с вами... Тревога ожидания повредила бы моему здоровью хуже телесного напряжения.

Оба спустились вместе на улицу с весьма различными помыслами каждый, но с единодушным желанием, чтобы доходившие до них клики народа возвещали правду, потому что обоим этим людям было нужно время для подготовки к осуществлению своих планов, которые грозило разрушить такое неожиданное событие, как похищение короля.

XXV

Тем временем Колонтай и Заиончек не оставались в бездействии; они быстро соединились с несколькими единомышленниками и, переходя от одной кучки народа к другой, с жаром и одушевлением говорили о немедленном восстании и убедительно доказывали, как легко удастся в данный момент изгнание русских из Варшавы, потому что русские во всяком случае виновны в похищении короля, если же не вырвать у них из рук плодов их преступления, то польская нация должна безвозвратно подпасть под чужеземную тиранию. Эти люди поджигали везде разбивать арсеналы для вооружения народа. Тогда было бы достаточно одного часа, чтобы отвоевать себе свободу, и вся страна должна была последовать примеру столицы.

Некоторые граждане незаметно скрывались при подобных речах, чтобы предусмотрительно уклониться от участия в таком опасном замысле; но в умах большинства подстрекательства Колонтая и его друзей находили восприимчивую почву, и всё сильнее становилось волнение между кучками народа, так как Колонтай умел искусно пользоваться именами обоих графов Потоцких, чтобы привлечь на свою сторону последователей различных партий.

Пока таким образом брожение было в полном ходу, к всеобщему удивлению, ко дворцу внезапно подошли казаки в походной форме; в то же время подъехали фуры; в них были посажены гренадеры; затем на глазах всех князь Репнин сел на лошадь и во главе почти всех русских военных сил выступил из города.