Под боссом

Пожалуй, подобная странность должна испугать, но она, неожиданно, приводит меня в дикий восторг. Во-первых, потому что я наконец нашла у Серова Ахиллесову пяту, а во-вторых, у нас наметилось идеальное трио: я, Кирилл и еда. О лучшем тройничке женщина и мечтать не смеет. По крайней мере, пока не изобрели машину времени, чтобы вернуть старину Харрисона в возрасте, когда его Форд еще умел ездить. Интересно, а что случится, если я назову Кириллу все меню?

— Я вот думаю, может, еще суп заказать? — постукиваю пальцем по губам в томной задумчивости. — У них с ньокками новый появился.

— Саша! — предупредительно рявкает Кирилл, пронзая меня молниями праведного эректильного гнева.

Официально: это лучшее свидание в моей жизни. Просто день сплошных «Уиииии» и «Ах». Кирилл, наконец, назвал меня по имени. Теперь я понимаю, почему Макс так радостно верещал, когда Энди впервые произнес «папа». В груди будто поселилась цирковая белочка, которая жонглирует моим сердцем как фундуком. Я вдруг начинаю жалеть, что не умею вязать. Сейчас я бы хотела связать Кириллу шарф. Или шерстяные носки. Ну или банально станцевать для него стриптиз. Короче, сделать что-нибудь приятное.

Я демонстрирую закрывающийся замок на губах и начинаю обаятельно улыбаться. На самом деле, это улыбка триумфа — так выглядят злые гении, когда получают пульт от кнопки управления миром.

— А ты сегодня еще на работу поедешь? — спрашиваю, с наслаждением втягивая в себя сдобренную соусом макаронину.

Кирилл разглядывает мой рот, залпом осушает стакан минеральной воды и мотает головой.

— Точно нет.

— Тогда, может, поедем в кино или…?

— Предлагаю «или». И перестань обсасывать эти макароны, иначе мне придется лишить зрения удода за соседним столом.

— Ревнуешь, Люци? — кокетливо играю бровями. Наматываю узел спагетти на вилку и скучным антисексуальным движением запихиваю его в рот. Я и так вход в свой любимый бутик сегодня солью засыпала, ни к чему искушать судьбу во второй раз.

— Не говори ерунды, — иронично парирует Кирилл и тянется через весь стол ко мне рукой. Я замираю, вопросительно глядя на него, и чувствую, как он касается уголка моего рта.

— У тебя соус, — низкая вибрация его голоса тревожит притихшую белку, и она возобновляет свое цирковое мастерства.

Подушечка большого пальца скользит по моей нижней губе, и я, мгновенно проникнувшись эротичной трепетностью момента, прикусываю ее зубами. Глаза Кирилла опасно вспыхивают, а я думаю, что в принципе нет ничего ужасного в том, чтобы пополнить свой длинный послужной список званием туалетной извращенки.

— Поехали отсюда, а? — хрипло произносит Кирилл. — Я тебя…

— А я думаю, кто ж за соседним столом чужие пальцы сосет? — раздается над нами суровое рявканье. — Пригляделся: а это моя внучка Сашенька старается. Зрелище, блядь, загляденье.

Охх, Марти Макфлай. Где же ты?

44

Кирилл

Мой палец Саша, побледнев, выплевывает и медленно поднимает глаза на седого рычащего хера. Второй раз встречаю этого деда и второй раз хочу его приложить. Хотя бы потому, что мой план запихать его внучку в машину и не до завтрашнего утра не вылезать из кровати, только что стремительно обмяк.

— А ты что тут делаешь, дедуль? — с АСМР-придыханием спрашивает Саша.

— А чего люди обычно в жральне делают, Саня? Жрут. Кто-то вот как я — макароны с сыром, а кто-то — немытые пальцы бывших работодателей, — старик переводит на меня презрительный взгляд и кривит губы: — Или ты уже из стенд-апа уволился, губастый?

Ах, ты, блядь, камикадзе в ссанном подгузнике.

Шум в голове нарастает, как и всегда бывает, когда перестаю себя контролировать, я отодвигаю стул и встаю.

— Ты бы слова подбирал, дед. В прошлый раз я твою вставную челюсть пожалел, но на этот раз придется глотать цирконий.

— Это репертуар, что ли, твой новый? — щурится старик. — Так я тебе сразу скажу: шутки твои — говно.

— Дед, хватит, — рявкает Саша. — У меня свидание, между прочим. Кирилл, ты тоже сядь.

— А меня ты чего не приглашаешь, Саня? Я твою жопку обосранную зря, что ли, десять лет в раковине подмывал?

А пока Саша выглядит так, словно проглотила кило васаби, старик отодвигает стул и садится. Я даже не помню, чтобы когда-либо меня так драло на части. Все факты говорят за то, что оппонент заслужил мордобой, и есть лишь одна деталь, которая меня от него удерживает. Зеленоглазая, пухлогубая и взволнованная. Ведь если я сломаю нос этому ее родственному Мойдодыру, она наверняка расстроится. А я, кажется, этого не хочу.

— Вон у вас тут сколько еды, — дед обводит глазами все, что не успела доесть Саша. — И впрямь как свидание. Набьете, значит, пуза, а дальше куда? — его прищуренный взгляд фокусируется на мне. — Дай угадаю? В музей ее Булгаковский поведешь?

Ага. В Грибоедовский. Знал бы ты, что я делать с твоей внучкой собирался до твоего прихода, уже столовым ножом мне глазные яблоки выковыривал.

— Пока ты над столом орать как потерпевший не начал, план был куда интереснее.