Под часами

Человек решительно встал. Натянул куртку, валявшуюся под креслом, сунул руку в карман — последняя трешка не выпала. Он ловко направился вдоль ряда, потом на сцену по ступенькам слева, раздвинул задник, свернул налево и вышел в открытые по случаю приема декораций, вернувшихся с гастролей, ворота. Никто в театре, таким образом, не знал, где он? Свернув за угол, он проголосовал и уже в салоне машины тихо сказал: «Мне до поворота Канавы. Трешки хватит»? — Водитель утвердительно кивнул, даже не взглянув на него. За открывшейся дверью пахло старым теплым уютным домом. Широченные половицы, изразцовая печка, глубокое окно с геранью и цветущей «невестой» на подоконнике за плотным тюлем. Он любил это пространство, заставленное до последнего сантиметра вазами, мягкими медведями, обезьянами на свисающих лианах, буратинами и зайчатами, сидящими в нелепых позах, пианино с метрономом на крышке, колокольцы в проеме двери, старую кровать с блестящими шарами в изголовье и таким привычным и удобным матрацем. Они долго сидели за круглым столом под старинным и ни разу не перетянутым абажуром. Он пил, не переставая, и никак не чувствовал приближения хмеля. Потом, когда совсем стемнело, улеглись под толстенное одеяло, и все пять чувств его слились в одно. Утром он проснулся как всегда рано. Почувствовал, что лицо залеплено ее рыжими, пахнущими лавандой волосами, и, перепутанные с ее ногами, ноги затекли. Он хотел повернуться на спину, но понял, что сзади кто-то лежит, с трудом приподнял голову и искоса уставился в еще одно спящее лицо. Тогда он стал до деталей припоминать весь вчерашний день, вечер, начало ночи… попытался встать, но не так-то просто было выпутаться… Татьяна зашевелилась, открыла глаза и уставилась, словно видела его в первый раз: «Ты куда? Рано еще! Никогда утром кайф не словишь…» Он продолжал молча смотреть на нее, и ей пришлось продолжить: «Ты меня вчера замучил. Пришлось Людку звать на подмогу… ну, ты же ее знаешь, моя соседка по дому… что ты молчишь, а вчера был доволен… даже очень, ворковал: „Девочки, девочки“, у тебя что, неприятности на работе?» Он на секунду опустил веки, и она восприняла это, как подтверждение своих слов. «То-то ты вчера был, как сумасшедший. Такой ненасытный!» И она смачно поцеловала его в щеку. Он приподнялся на локтях, рассмотрел спящее лицо соседки — действительно, он ее знал, Татьяна уже приглашала ее в компанию. Спина вылезла из-под одеяла и мерзла. Тогда он упал лицом в мягкую подушку, почувствовал, как Татьяна заботливо укрыла его, и снова уснул. Последнее, что промелькнуло в голове: «Чего я на ней не женился? С ней всегда так легко и хорошо… а женился бы и все — ни легко, ни хорошо…»

Завтракали они опять вдвоем. Людка убежала на работу.

— Ты зачем ее позвала? Скажи честно.

— Ты меня одну заездил. — Он смотрел, как она сладко потягивается напротив и заматывает на затылке свою рыжую копну.

— Ничего не помню. Когда ж она пришла?

— Часа в два. Правда, не помнишь?

— Не-ет…

— Что ты выделывал… у тебя что, действительно, не ладно в театре?

— Почему ты так думаешь?

— Родненький, это только почувствовать можно.

— И у тебя получается?

— Главное, что у тебя получается, — засмеялась она. — Тебя, когда работа не удовлетворяет, ко мне приходишь… самоутверждаться…

— Что-то часто прихожу. Пора искать другую работу, да я делать ничего не умею больше…

— А когда неприятности, — продолжила она, деликатно отпивая из чашки, неистовствуешь. Так что извини… пришлось…

— Хм… и часто ты ее призываешь?…— Она посмотрела на него долго и пристально.

— Уходи.

— Нельзя же сразу впадать в амбицию, этого добра мне везде хватает.

— Каждый получает по заслугам. А хамить будешь у себя в театре.

— Ну, прости, ради бога, ты меня не так поняла. Ты сегодня дома?

— Дома.

— В четыре приду каяться…— она молчала и не поднимала глаза. Ладно?

— Ты никогда не знал, где находится рампа. Я ведь не лезу в твою личную жизнь…

— Таня, у меня целая репетиция впереди… не надо…— итак ничего не клеится, — тихо добавил он, опершись двумя руками о стол и свесив голову.

— А то, что мне целый день предстоит работать, ты не подумал? Они этого не прощают…— и она обвела рукой комнату. Он поднял голову, будто впервые посмотрел на кукол, сидящих, лежащих, висящих со всех сторон. Фантастические наклоны головы, крошечные растопыренные ладошки. Старинные камзолы, шпаги в крошечных ноженках, торчащие га-питы, тяги, раскрытые пасти и вытаращенные глаза… им тоже скоро на сцену.