Под черными знаменами

   - Сотник Решетников. Это вновь прибывшая сотня из Усть-Бухтармы.

   О чем мог подумать атаман после этих известий? "Атаковал без приказа, самовольно, да за это!...", или "Ишь, всего пять дней, как прибыли, с марша и так лихо воюют. Жаль если потеряем такую сотню и такого командира". Но думать ни в одном из этих направлений было некогда. Атаман вновь приник к окулярам бинокля. Кажется, его ожидания начинали воплощаться в реальность - в тылу противника от села к центру позиций неслась во весь опор все та же, но уже заметно поредевшая конная лава. Они явно намеревались атаковать с тыла красных артиллеристов. Атаман словно собрался в единый тугой комок, он интуитивно почувствовал - судьба всего сражения решается сейчас, в эти пять-десять минут. А раз так, то нет времени посылать порученцев с приказами, чтобы приготовились к атаке "Уланы" и "Гусары". Этот сотник так быстро сориентировался во вражеском тылу, что и атаман должен действовать не менее стремительно, чтобы не загубить такой блестящий маневр, не упустить этот шанс, одержать решительную победу.

   - Грядунов, прекратить огонь!- вскакивая в седло, крикнул атаман командиру артдивизиона, чтобы в атакующих усть-бухтарминцев случайно не попали свои же снаряды.

   Он чуть тронул коня и тот послушно вынес его перед строем Атаманского полка, выстроившегося за пригорком, служащим наблюдательным пунктом и потому не видимым красными.

  - Знамя!

  Тут же рядом с ним появился знаменосец с тяжелым черным полотнищем. Атаман поднял коня на дыбы, выхватил шашку и поднял ее над головой:

   - Братья-казаки, большевикам, злейшим врагам России, смерть и никакой пощады! Вперед, за мной, в атаку, марш, марш!! С нами Бог!!

   - И атаман Анненков!!- дружно и восторженно грянули в ответ атаманцы и вся тысячная масса конницы, с лязгом выхватив шашки, в черных полушубках и таких же мохнатых папахах, под черным знаменем сорвалась с места и устремилась вслед за своим вождем...

   Наибольшую опасность для прорвавшейся сотни представляли не те, кого они атаковали, артиллеристы, а красные, оказавшиеся у них за спиной. Из села по ним вели интенсивный винтовочный огонь. Задние были обречены, но где-то с полсотни человек во главе с Иваном все же доскакали до батареи и, не мешкая, принялись рубить орудийную прислугу. Иван, сбив конем рослого батарейца, услышал рядом характерный посвист пули и увидел, как из-за орудийного лафета перезаряжает винтовку молодой повстанец. На его шапке белела грубо и неровно вырезанная из жести большая пятиконечная звезда, и если бы не эта звезда и винтовка, то он смотрелся обыкновенным крестьянским парнем в драном полушубке и грязных валенках. Однако винтовку он перезаряжал сноровисто. Кто кого, либо Иван скорее достанет шашкой, либо красный выстрелит. Иван не успевал, да и неудобно было, батареец прятался за пушкой. Командира выручил его заместитель, хорунжий Злобин из Александровского поселка. Он успел объехать орудие и, махнув шашкой, развалил надвое череп, уже вскинувшего винтовку и целящего в Ивана парня в полушубке и валенках. И тут же на глазах Ивана пулеметная "строчка" перерезала тело хорунжего чуть ниже груди и он, выронив окровавленную шашку, боком вывалился из седла. Стреляли из английского дискового ручного пулемета Шоша. Потому его хозяин так быстро, быстрее, чем расчеты тяжелых "Максимов", успел из ближайших окопов добежать до батареи и теперь "поливал" казаков стоя, держа пулемет за приклад и переднюю опорную стойку. Видимо, был он очень искусный пулеметчик, недаром ему доверили такое новейшее оружие. Понадобилось всего минута-полторы его "работы", чтобы вывести из строя не менее десятка атакующих. Слышались отчаянные крики и стоны раненых, храп подстреленных лошадей. Определил пулеметчик и командира сотни. Он и по нему успел дать короткую очередь. Иван спасся старым казачьим приемом - поднял коня на дыбы и лучший молодой жеребец из табуна Тихона Никитича принял на себя все предназначавшиеся всаднику пули...

   Придавленный конем Иван, сначала не почувствовал боли. Он в горячке рванулся, пытаясь высвободить попавшую под коня ногу, но тот бился в предсмертных судорогах, наваливаясь все сильнее и сильнее. Иван с трудом поднял голову, и уже едва не теряя сознание, увидел бегущих к селу красных пехотинцев, для скорости бросавших винтовки и прочие тяжести, их растерянные лица, услышал полные ужаса крики:

   - Анненков... Анненков... сам ведет!!

   Иван нашел в себе силы посмотреть туда, куда оборачивали головы бегущие. Там словно туча грозно надвигалась сплошная черная масса большой конной лавы. Конь в очередной раз дернулся в конвульсиях, и ногу ожгло нестерпимой болью - Иван провалился в забытье...