Под девятой сосной в чистом поле

Он снимает с гвоздя связку ключей и, выйдя, тщательно запирает входные двери.

– А что же, - вдруг спрашивает Алешка, озаренный какой-то догадкой, - эти ключи там весь день висят? Без присмотра?

– Ну какой присмотр, если я эту каморку взаперти держу и никого в нее не допускаю.

– Никого-никого?

– Не, никого - мое место. Однова, правда, электрика впускал, там щит у меня с предохранителями. Ну, он при мне все исправил. Я ежели только на секунду отвлекался, батюшка зачем-то позвал. Но хорошо помню - с полдороги вернулся и ключи с гвоздя на всяк случай снял.

– Хорошо помните? - настырно уточнил Алешка.

– Как самого себя! - Дед хлопнул в грудь ладонью. - Еще почему помню: как их брал, так они легонько покачивались. Мне и подумалось - с чего бы это им? Сквознячком, видать, проняло.

Надо Алешке отдать должное: он сразу сообразил, что сквознячок тут ни при чем. Ключи покачивались на гвоздике оттого, что кто-то чужой их в спешке на этот гвоздик повесил. А раз повесил - значит, и снимал. Но Алешка об этой догадке промолчал. Только спросил:

– А это какой электрик? Из города?

– Ну, милок, да разве из города их дозовешься? Здешний, у вас в дачном поселке проживает. Вот как звать-то его, запамятовал. Чудное имечко, на собачью кличку похоже. Шарик вроде.

– Может, Жорик? - осторожно спросил Алешка.

– А может, и так. Чудное вовсе имечко.

Ключи ключами, Шарик Шариком, но этот подвал, заваленный могильными крестами, запал Алешке в голову. И, как всегда, он долго не раздумывал. Как только Савелич, заперев двери, отправился до полночи домой, Алешка, чтобы не попасться на чужие глаза, обежал ограду, пролез между прутьями решетки и меж поваленных памятников пробрался к входу в подвал.

Уже темнело, а в подвале, куда он с замиранием сердца спустился по ступенькам, гулко постукивающим под его осторожными ногами, вообще уже было трудно что-нибудь разглядеть.

Стоя в дверях, Алешка чиркнул спичкой. И отшатнулся. Весь подвал был забит полусгнившими деревянными и расколотыми, в лишайниках, сухой земле и мхе каменными крестами. А в дальнем углу, полузаваленный, в каких-то оборванных тряпках, жутко виднелся потемневший от сырости гроб…

Спичка погасла.

Любой пацан на Алешкином месте не задумываясь рванул бы отсюда наверх и почесал бы поскорее домой. Но Алешка зажег еще одну спичку и высоко поднял руку. Оглядел мрачный свод, с которого свисали, как ведьмины космы, пряди грязной паутины.

В самом дальнем углу Алешка разглядел какое-то черное пятно, вроде дыры в стене, под самым сводом. Спотыкаясь, цепляясь, срываясь, он подобрался туда и зажег третью спичку. И она тут же погасла. Ее огонек, втянутый мощным потоком воздуха, оборвался и исчез.

Точно - это была дыра. И судя по тому, как тянуло в нее воздух, дыра бесконечная.

Алешка в темноте, на ощупь пробрался к выходу и стал взбираться постукивающими ступенями, всей спиной чувствуя, будто из самого дальнего угла вдруг потянутся следом за ним длинные жадные руки и ухватятся за кончик футболки, выбившейся сзади из шорт.

Но Алешка не завизжал и даже не прибавил шага. Поднялся наверх и с облегчением увидел еще довольно светлое небо с робкими пока звездами.

– Дим, - решительно сказал он, войдя в вагончик, - собирайся. Я подземный ход нашел. Надо его обследовать. - И тут же поставил условие: - Если не пойдешь, я пойду один! Тебе же хуже.

Это точно. Я взял с полки фонарик и молча сунул его в карман.

На улице было уже свежо и по-ночному влажно. И всюду была холодная роса - на траве, на листьях. Она холодила ноги через кроссовки, брызгалась в лицо.

Луны почему-то в небе не было. Это для меня всегда загадка. Вчера она ярко светила в вышине, а сегодня в это же время ее почему-то нет. Небо ясное, ни облачка, звезды сияют, мигая… А где луна-то?

– Леш, а где луна?

– Ей еще пора не настала, - серьезно отозвался Алешка, быстро шагая впереди. - У нее свое расписание. - Он так спешил, словно боялся, что нас кто-то обгонит и первым полезет в эту дурацкую черную дыру.

Мы спустились спящим поселком к реке, прошагали по мостику, начали подниматься деревенской улицей к церкви. Справа и слева забрехали собаки. Не вовремя проорал петух. Наверняка у Полинки - тоже торопится, все ему некогда.

– Полночь, - шепотом сказал Алешка. - Самое опасное время. Всякая нечисть выползает из темных углов.

Освоился он в деревне, прижился. В домовых и леших стал разбираться.

Мы обошли церковь. Разведанной Алешкой дырой пробрались через ограду. И сразу попали в темное царство рукастых кустов и покосившихся надгробий.

Алешка уверенно шагал впереди. Он видел в темноте, как бродячая кошка. А я все время спотыкался, все время попадал в мокрые объятия кустов, с листьев которых холодная роса попадала мне то прямо в лицо, то за шиворот.

– Пришли, - сказал Алешка. - Фонарик пока не зажигай. Спускайся тихонько.