Под девятой сосной в чистом поле

– Информация стоит денег, Дим, - поучительно произнес он. - А ты мне денег не даешь. Зато я такое узнал! Ты помнишь, батюшка поп рассказывал, что в стародавние времена от всяких врагов люди удирали подземным ходом? Туда, - он махнул рукой, - за реку и в непроходимые болота, помнишь?

– Помню, - кивнул я и тут же его разочаровал: - А ты помнишь, он говорил, что этот подземный ход рекой затопило?

– Кто его знает, Дим. Пацаны мне тоже сказали про это. Они сами сколько раз уже это подземелье искали. И даже знаешь что нашли?

– Клад какой-нибудь? - Я слушал его, одновременно обеспечивая тылы мытьем посуды.

– Они знаешь, - Алешка понизил голос до шепота, - они нашли боковой ход. Он знаешь откуда ведет? С кладбища! - Этого еще не хватало! - Там, Дим, такой склепий есть…

– Склеп, что ли? - Я составил посуду в шкафчик и взялся за веник.

– Ну, склеп, какая разница! И там в полу, под гробом, дыра вниз. Пацаны ее нашли. И знаешь, Дим, какая жуткость там случилась? Они туда за кладом залезли. Подземным ходом почти до церкви добрались, а тут вода из реки прорвалась. И их отрезало, все подземелье затопило. Они там на ступеньках сидели. В темноте. А кругом - одна вода. И знаешь, Дим, кто их спас?

– Паршутин, что ли?

– Сам ты Паршутин! Дядя Андрей, участковый! Он в этот склепий… Ну, в этот склеп прибежал, а вся дыра водой залита! Жуткость, да?

Еще бы!

– И он, Дим, оказывается, туда нырял и плыл там под водой, в этом подземелье. Молодец, да? И пацанов на буксире вытащил.

– На каком буксире? На веревке, что ли?

– Он, Дим, их по очереди пристегивал наручниками к своему поясу. Он просто герой после этого. А на вид не скажешь, да?

Вот тебе и дядюшка мент!

– В общем, Дим, в этом склепии ничего, кроме воды, нет! Но, может, чего-то где-то осталось? Какая-нибудь другая дыра. Вот в эту дыру жулик и пробрался в церковь. И никаких ключей ему не понадобилось. Шасть - и все! И я эту дыру найду.

– А зачем? - охладил его я.

– Чтобы картина преступления была ясная.

– Тебе это надо? - усмехнулся я.

– Надо! - твердо сказал Алешка. - Я тебе уже говорил!

И он начал активно подмазываться к церковному сторожу Савеличу. Зачастил в церковь. То полы подметет, то соберет из подсвечников огарки свечей в специальную коробку, а на какой-то праздник даже ходил со сторожем в березовую рощу, чтобы нарезать зеленых веток и украсить ими вход. Савелич в нем души не зачаял. Умеет Алешка обаять человека своими ясными глазами. А потом потихонечку начинает «обработку».

Сидят они вечерком, на закате, на теплых ступенях у входа. Глядят на дальний лес, в который неторопливо опускается красное, уставшее за день солнце.

Становится прохладно. Комары зудят, первые мышки с крыльями начинают причудливо чертить зеленоватое закатное небо. Изредка над головой вдруг тихонько и задумчиво звякнет колокол - видно, какая-нибудь уже сонная птичка, спешащая на ночлег в свое гнездышко, задела его неосторожным крылом.

Возвращается стадо, пылит деревенской улицей, мычит и блеет. Хозяйки встречают скотину, звенят подойниками, кличут по домам заигравшуюся детвору.

Савелич закуривает трубку, и легкий прозрачный дымок тянется к лесу…

– Нет, милок, - неспешно говорит Савелич, пыхтя трубкой, - энтого хода давно-давно нет. Зря мальцы об этом болтают. Обвалился он, залило его водой из речки. Не, не найти его.

– А как же тогда этот жулик в церковь пробрался?

– Кто ж его знает? На то он и жулик.

– А вы ключи никому не давали?

– Что ты, милок! - дед Савелич даже пугается. - Вот как вечером запираю церкву на три замка, да в полночь еще проверю, так ключи сразу батюшке сдаю, под его присмотр. И за ночь кругом храма сколько разов обхожу. Никакая мыша не пролезет.

– Пролезла же! - вспыхивает Алешка. - И столько ценностей утащила.

– Вот я и думаю, - дед выбивает трубку и убирает ее в карман, - тут, милок, без нечистой силы не обошлось. У нас ведь в округе отродясь и колдуны водились, и ведьмы гнездились. Одна Полинка заполошная чего стоит!

Ну да, полезет Полинка в церковь красть - ей все некогда.

– Чертяка какой-то завелся, не иначе…

Потом они вместе обходят церковь. Савелич проверяет запоры и решетки на окнах. Ходят они в густых зарослях, которые заполонили все старое кладбище вокруг храма. Там стоят покосившиеся кресты и памятники со странными надписями старинными буквами. Все это скрыто густым кустарником и высокой травой. В кустах попискивают спросонок птички, в траве шмыгают неугомонные мыши.

Тишина. Только вздрогнет высоко на колокольне какой-нибудь колокол да взлает в селе собака.

Возле одной из стен Алешка вдруг замечает меж кустов идущие куда-то вниз каменные полуразрушенные ступени, огороженные кривой железной оградой. Ржавчина на ней висит лохмотьями.

– А это что? - спрашивает Алешка Савелича.

– Тама подвал. Не лазь туда. Нехорошее место. Я туда упавшие кресты с могил складаю.

– А он куда-нибудь ведет?

– Да никуда не ведет. Завалено там все, аж до верха. Не проберешься.

Ну да! Алешка-то не проберется?

Они заходят в церковь. Справа от входа - дверь в каморку, где Савелич держит свой инструмент: метлы, веники, лопаты.