Под девятой сосной в чистом поле

Когда мы вошли в магазин, Полинка уже пластинку сменила - ругалась на бывшего председателя колхоза, своего соседа Ивана Макарыча. Оставшись не у дел, Иван Макарыч устроился в церковь звонарем. Но так как на колокольне не хватало главного колокола, звонить ему приходилось редко и свободного времени было с избытком, то Иван Макарыч посвятил его работам по дереву. И первым делом смастерил десяток затейливых скворечников и разукрасил ими березу возле своего дома на манер новогодней елки.

Скворцам это пришлось по вкусу, и они плотно заселили дармовое жилье. А тетка Полинка не уставала жаловаться, что соседские скворцы на ее огороде червей воруют.

– Ишь, повадились! - шумела она. - Мне самой червей на грядках мало! Червь - он в огороде самый полезный житель. Я б им показала, да некогда. - Тут она вспомнила свою вторую беду: - Вот, бабоньки, печь перекладывать собралась. Уж и с Петрушей-печником сговорилась. Уж он мне и глины накопал в овраге. Уж он мне и кирпич достал - да такой ладный, один в один. Так что думаете? Скрали! С под самых окон увели.

– Не иначе сам Петруша и скрал, - подсказал Паршутин с вредной улыбочкой. - Да по второму разу кому-нибудь и продал.

– Не ври! - тетка Полинка забрала покупки и пошла к двери. - Петруша сроду чужого не брал. Не то что некоторые.

– Кого имеете в виду? - с обидой подбоченился Паршутин. - Не нас ли?

– Я б тебе сказала, да некогда, - и Полинка хлопнула дверью.

Тут настала почему-то Алешкина очередь.

– Теть Аль, - спросил он продавщицу, - а где печник живет? Нам папа велел его найти, печку складывать.

– Да неподалеку отседа, в Пеньках.

– В пеньках? - недоверчиво переспросил Алешка. - Как муравей?

– Деревня так называется - Пеньки, - пояснил с усмешкой Паршутин. - Две версты отседова. Вдоль по речке.

Не успел я опомниться, а мы уже шагали с Алешкой узенькой тропкой вдоль берега. В эти самые Пеньки. До которых - две версты.

На первой версте Алешка трещал:

– Понял, Дим? Папа не велел заниматься иконой, так? Он попросил разобраться с кирпичами, так? А что мы нашли под кирпичами? - И сам себе ответил: - Мы нашли там вещественное доказательство в виде ключей от церкви! Так?

Я молча кивал. Но про загадочно исчезнувшие ключи не спрашивал.

– Если мы найдем того, кто украл кирпичи, то найдем и того, кто спрятал ключи. Так? И я думаю - это один и тот же человек. Который крадет все подряд. Кирпичи, иконы, деньги. Ему все годится. Так? И папа нам ни слова не скажет. Мы ведь ничего не нарушим. Так?

Я молча кивал и думал: кого он уговаривает - себя или меня? Но не додумал - вторая верста пошла.

– Я думаю, Дим, - вдруг брякнул Алешка, - это прокурор икону украл.

Я и тут смолчал. На этот раз от изумления. Дар речи потерял. И буркнул:

– Переведи.

– Запросто! Прокурор подделал ключи, залез в церковь и украл икону, а ключи спрятал в кирпичи. А тот, кто у прокурора украл кирпичи, заодно прихватил и ключи. А кирпичи…

Здорово. Ключи-кирпичи… Голова заболела.

Тут тропинка круто свернула от реки в поле, пробежала среди высокой травы и громадных развесистых стволов зловредного борщевика и вывела нас к деревне Пеньки.

Вообще-то никаких пеньков здесь не росло да и никакой деревни не было. Было всего два дома и один колодец. У колодца старушка в кожаной куртке и теплом платке вертела ворот, вытаскивая из глубины тяжелое мокрое ведро.

Мы ей помогли и спросили:

– А где живет печник дядя Петруша?

– Да вон, в крайнем дому, не ошибетесь.

В крайнем дому… А какой из них крайний, если их всего два?

Но и в самом деле мы не ошиблись: на калитке одного из крайних домов висела фанерка, а на ней фломастером было написано:

«Печьник.

Ложу печи и камины».

Алешка побарабанил по фанерке костяшками пальцев.

– Иду! - раздалось в ответ из дома. И вышел седенький старичок с палкой, так согнувшийся в пояснице, будто что-то потерял на полу и все время разглядывает: и куда ж оно делось?

Он дошаркал до калитки, щелкнул шпингалетом, вскинул голову и взглянул на нас чистыми прозрачными глазами:

– Клиенты! Заходьте. Обговорим.

А чего обговаривать-то? Я толком и не знал. Впрочем, мое дело - тылы обеспечивать. А если что - «Забыл!»

Дед Петруша провел нас к старой липе, под которой стояла врытая в землю скамеечка, кряхтя уселся, поставил перед собой клюку, положил на нее узловатые пальцы, а на них - подбородок. В такой позе он казался устойчивым на века.

– И чего будем делать?

– Папа велел про печку разузнать, - объяснил Алешка.

– И какую будем ложить?

– Ложить? - не понял я.

– Складать, - еще «понятнее» объяснил дед. - «Голанку», «шведку», либо русскую?

– Русскую, - выбрал патриот Алешка.

Дед вскинул голову и с удовольствием глянул на него:

– Это хорошо. Значит, изба у вас большая.

– У нас этой избы… - начал было я, чтобы докончить - «вообще еще нет», но Лешка наступил мне на ногу.

Сидеть под липой и вести неторопливые разговоры про всякие «голанки» было хорошо. В ее кроне шебуршали всякие птицы, а по траве бегали солнечные зайчики, когда ветер шевелил над нами густую листву.