Под девятой сосной в чистом поле

Но вот чтобы забыть очки в кастрюле со щами - мне тогда это показалось очень подозрительным. Не Алешка ли их туда забросил, в воспитательных целях?

Мне и сейчас показалась подозрительной папина рассеянность. Не использовал ли Алешка свой опыт из раннего детства? Но не в воспитательных, а в каких-то других целях.

– Ну, ничего, Дим, - беспечно успокоил меня Алешка. - У папы на работе еще один мобильник есть, обойдется.

– А диктофон? Может, у него там что-нибудь важное записано? Или секретное.

Алешка присвистнул:

– Ничего там секретного нет. И важного тоже - пустая кассета. Я проверил.

Когда это он успел, подумал я. Но спрашивать не стал. Все равно не скажет. Или соврет, поборник истины.

И еще я подумал: если папа и в самом деле «забыл» мобильник и диктофон с помощью Алешки, то зачем это ему нужно? Алешке, я имею в виду, не папе.

Но и об этом я спрашивать Алешку не стал, по той же причине.

А мобильник, словно отогревшись в Алешкиной руке, вдруг ожил и выдал папину любимую мелодию: «Наша служба и опасна, и трудна».

– Здесь Холмс, - ответил Алешка.

Сначала на связь вышла мама.

– Лёшенька, - ласково запела она, - я очень прошу: к субботе приберитесь как следует в доме и придайте моим питомцам праздничный вид.

– Товарный, что ли? - попытался понять Алешка. - Покупателей привезешь?

– Не товарный, а праздничный. И не покупателей, а гостей. Ты все понял? Надеюсь на вас.

– Ладно, - пообещал Алешка. - Мы можем их раскрасить, цветочками. Или красные ленточки привяжем, бантиками. Не беспокойся.

(А здесь он как в воду глядел. В самом ближайшем будущем нам действительно пришлось привязывать к арбузам… ну, не ленточки бантиками, конечно, а… Впрочем, об этом - в свое время.)

Тут трубку перехватил папа.

– Холмсик! - загремел он. - Я, когда приеду, все уши тебе оборву! Ты понял?

– Все-все уши? - хихикнул Алешка. - А у меня их не так много - всего два.

– А мне больше и не надо, - сказал папа. - Одно ухо - за мобильник, другое - за диктофон.

– Надо следить за своими вещами, - маминым голосом посоветовал Алешка. И поскорее отключился.

Но телефон зазвонил снова. Почти сразу.

– Теперь ты, - сказал Алешка, передавая мне мобильник. - Твоим ушам очередь.

А мне чего бояться? Я только за тылы отвечаю.

– Слушаю, - сказал я.

Ответ последовал не сразу. И начался с вопроса:

– Извините, с кем я говорю?

– Это Дима.

– Как Дима? Разве это не Сергея Александровича телефон?

– Вообще - да. А временно он у нас. Кто это?

– Дима, это я, Леонид Петрович. - Странно, что я сразу не узнал голос отца Леонида. Он был какой-то совсем на себя не похожий. Взволнованный. Даже, я бы сказал, испуганный. - Дима, как можно связаться с вашим отцом?

– Что-нибудь случилось?

– Случилось. Большая беда. Вы можете сейчас прийти?

– Конечно, - сказал я. - Идем.

Лешка все это время вопросительно смотрел на меня.

– У батюшки какие-то проблемы, - объяснил я. - Зовет к себе.

– Пошли! - решительно отозвался наш юный Холмс.

Дверь в доме отца Леонида была распахнута настежь. Когда мы вошли, он взволнованно метался по горнице, размахивая полами своей рясы. И заметно нам обрадовался.

– Что случилось, дядь Лень? - спросил Алешка.

Отец Леонид прижал пальцы к вискам.

– Случилось, отроки… Олечка отлучилась рано утром. И все нет ее и нет.

– Не волнуйтесь, - успокоил его Алешка. - Она, наверное, с кем-нибудь где-нибудь заболталась. У нас в семье тоже так бывает. Не волнуйтесь, скоро придет.

– Не придет, - отец Леонид взял что-то в руки и показал нам: - Вот она где!

Это была обычная видеокассета. И где там в ней… его Олечка?

– Несколько минут назад, - стал объяснять отец Леонид, - я подобрал ее на крыльце. Смотрите, - и он вставил кассету в видак.

На экране появилась матушка Ольга. И сначала я подумал, что она сейчас скажет: «Дорогой Леня! Не сердись на меня. Я долго думала и решилась. Моя жизнь принадлежит театру. Я не имею права закапывать свой талант в землю в твоем огороде. Я возвращаюсь на сцену. Прости меня и не ищи. Любящая тебя Ольга».

Но все оказалось гораздо страшнее. На руках у матушки были наручники, а за спиной натянута белая материя. То ли для лучшего качества съемки, то ли для того, чтобы нельзя было узнать помещение, где эта съемка велась.

Матушка Ольга прерывисто вздохнула и начала говорить совсем другое:

– Леня, не волнуйся, меня взяли в заложники неизвестные люди. Они требуют за мое освобождение и за мою безопасность, чтобы ты выполнил их условия. - Она перевела дыхание и продолжила: - Они требуют, чтобы ты вместе с Андреем Сергеичем и следователем завтра же признал икону подлинной и вернул ее в иконостас храма. И чтобы больше никогда этот вопрос не поднимался…

Матушка Ольга опустила голову, потом снова подняла ее и, глядя прямо на нас, спокойно сказала:

– Не делай этого, Леня. Господь нас не оставит.

И сразу же за этими кадрами пошли другие - жуткие - кадры, эпизоды страшных пыток, смонтированные из всяких боевиков.

Отец Леонид выключил видак.

– Вот так, - устало и безнадежно сказал он.

Мы с Алешкой молчали, потрясенные тем, что увидели. Нам было страшно за матушку Ольгу. И за батюшку Леню.

Но недолго.