Под диктовку Альцгеймера

Я уставилась на него, постепенно выныривая из окутавшего меня дурмана. Жить в Франции на его деньги? Быть чем-то обязанной брату урода, лишившего меня детей? Ну уж нет. Я отчаянно затрясла головой.

— Ладно, я все понимаю. — он наконец отвел от меня взгляд. — Но я останусь здесь и прослежу за поисками. Только сначала сам отвезу тебя в аэропорт. Чтобы точно знать, что ты села в самолет. — он криво усмехнулся и добавил. — Одну я тебя тут ни на минуту не оставлю.

Он действительно не ушел, пока я не прошла регистрацию и не зашла в зал ожидания. Может быть, караулил меня и дальше, но у меня не было обязательной цели умереть именно в Париже. В конце концов, торопиться мне некуда, а в Москве будет куда больше возможностей. Но в московском аэропорту меня встретил мой научный руководитель, профессор Шульман. Его полуседую окладистую бороду я увидела сразу, пройдя контроль, и вначале не поверила своим глазам.

— Эльвира, это правда? — вместо приветствия спросил он, неловко вытягивая из моих непослушных рук спортивную сумку с одеждой. — Ты повеситься хотела? А наша работа? Пусть все вокруг погибнут от слабоумия, а ты дезиртируешь?

— Натан Константинович, вы знаете уже? — только тут я сообразила, что даже не сообщила в институт о том, что буду неделю отсутствовать. По идее, меня могли уже уволить за прогулы.

— Знаем, хохо… — немолодой полный профессор мягко семенил рядом, пыхтя и отдуваясь, но моим попыткам вернуть свою сумку резво сопротивлялся. — Но ты нам нужна! Ты мне — понимаешь, мне! — нужна! На тебе огромная часть работы, кто ее сделает, если не ты? И ты вообще помнишь, почему я взялся за эту тему? Не ты ли меня слезно молила вникнуть в механизм болезни, убивающей твою мать? А теперь что, мать побоку?

— Не знаю, Натан Константинович. — мы остановились, проходящие мимо люди толкали нас, кто-то негодующе фыркал. — Мне кажется, меня уже ничего не интересует. Не будет больше от меня толку.

А ты крестись, коли кажется! — негодующе загремел профессор. — Ну-ка, едем в лабораторию. Ты там будешь сидеть, пока мозги на место не встанут. Еду я тебе сам носить буду.

— А мама… — робко начала было я, но профессор прервал меня:

— Вот тоже мне, вспомнила! Твою мать я к нам оформил как подопытную, в нашей клинике пока поживет. А там видно будет.

Я с облегчением вздохнула и, не споря больше, поехала в институт.

Оказалось, мои мозги хоть потихоньку, но отмерли и теперь просто жаждали работы. Я проводила в лаборатории сутки напролет, сравнивая разные исследования, изучая анализы больных Альцгеймером, и их геномы. Через две недели маму пришлось вернуть домой — клиника не держала подопытных свыше двух недель. Следом вернулась и я — увы, поражение мозга неуклонно прогрессировало, и теперь ее нельзя было даже на день оставлять одну. Она могла открыть газ и через час чиркнуть спичкой, сходить по-большому прямо на пол и выбросить продукты жизнедеятельности прямо в окно. Меня она временами еще узнавала, но вот про зятя и детей больше не вспоминала. И в этом я видела единственный плюс нашего положения.

Гарик писал мне на вацап каждый день из Парижа, потом с Корсики, где участвовал в поисках племянниц. Через две недели он приехал, уставший и какой-то опустошенный. Никаких следов девочек полиция двух стран так и не нашла. Не удалось установить даже, были ли они на пароме, идущем на Корсику, или исчезли еще в Марселе.

Официальной версией стало первоначальное предположение, что Антон выбросил девочек за борт прямо с парома, предварительно убив их и повесив на ноги рюкзачки с грузом. Хотя Интерпол не очень верил в свою же версию. Она объясняла бесследное исчезновение близняшек, но невозможно было поверить, что на напичканом камерами и людьми пароме такое удалось проделать незаметно. Конечно, ночью можно было с детьми незаметно подняться на палубу… Но ведь на пароме работали рестораны. По палубам даже в темноте прогуливались пассажиры. Да и камеры — не так уж много мест находились вне из поля зрения. Если Антон подошел к борту с живыми детьми, вряд ли это было в полной тишине, и вряд ли дети, как ниндзи, сливались с палубой. Если убил девочек заранее, то подниматься с телами на плечах было слишком уж рискованно — такая картина уж точно привлекла бы хоть чье-то внимание. Но хотя усилиями Интерпола за любую информацию о происшедшем обещали награду в 50 тысяч евро, ни одного свидетеля, обратившего внимание на белокурого блондина с двумя девочками-близняшками, полиция не нашла.

Поэтому достаточно вероятной оставалась версия о том, что девочки целыми и невредимыми доплыли до Корсики, и были убиты и спрятаны уже там. Корсика силами поисковых отрядов была обыскана, но — снова ничего. Увы, но все попытки восстановить автомобильный навигатор не увенчались успехом — а ведь если бы удалось узнать маршрут, поиски можно было сосредоточить на куда более ограниченной местности.