«Под этим небом черной неизбежности…»

Помнишь ржавые кочки
Блоковского болота,
Где цвела «Ночная фиалка»?
Мы проходили этим болотом
Сквозь мокрые травы.

И потом вышли в город,
Наоборот, не как у Блока.
Улицы катились нам навстречу,
Но ни одной мы не узнали.

Все было во сне как будто
Или время вспять убежало…

Было ли то время
Войны гражданской,
Или Петербург
Перестал быть столицей,
А стал городком заштатным?

Ни одного человека не встретив,
Невский мы не узнали.
Летний Сад простирался,
Усыпанный желтой листвою.

Исаакиевский храм изменился
И только
Игла Адмиралтейства
Как прежде вонзалась в небо.

Мы не понимали, что все это значит?!
Как вдруг заиграли куранты
«Коль славен наш Господь в Сионе»…

Но город был пуст.
И только наши шаги
Повторяло эхо.

Может, это только приснилось,
А может быть, когда-нибудь
Так и будет
В иной, бесконечной жизни,
Под иным, незакатным солнцем!

1965

«Многими уже позабыты…»

Многими уже позабыты
«Стихи о Прекрасной Даме».
Я сегодня раскрыл их
И вспомнились давние годы,
Вспомнился день осенний
В «блистательном Санкт-Петербурге».

Уже замерзшие лужи,
Не то суббота, не то воскресенье
Благовестит Исаакий,
Летний сад шумит, облетевший…

Уже ужинать скоро,
Склоняется день к закату.
«Вхожу я в темные храмы»…
Нет. Я только вхожу в беседку.
Исчерчены стол и стены
Стихами. Они почти уже смыты
Недавним, осенним ливнем.

Кто-то писал па стенке:
«Я надел разноцветные перья,
Накалил свое сердце и жду»…

Так и я все жду.
Мне сказали: — прийду!
Жизнь прошла вместо этого мимо.

1965

«Прощанье? Наверное — да…»

Прощанье? Наверное — да.
Утрата? Конечно, утрата.
Там — трубы и гавань Кронштадта,
Дорога травою примятой
Вела… А вела в никуда.

И вот петербургское небо,
И странствия ветер подул.
Что было — осталось как небыль
В моем облетевшем саду.

Там астры и черные грядки,
И боль мне уже не больна…
И ветер забвения сладкий,
Как эта чужая страна.

«Зимой, над Невою…»

Сене Степуре

Зимой, над Невою
Горели костры.
И свист надо мною
Метельный игры.

Мотель. И пробегом
Глухая стрельба.
Над бешеным снегом
Гудела труба.

Не страшно проснуться,
Не страшно идти,
В той курточке куцой
С тобой по пути.

Как будто из дома
Нас выгнали вон.
И пушечным громом
Звучит телефон.

И дымный Исаакий
Глядел сквозь туман.
И город во мраке
Тоской обуян.

Прохожее старухой
Все шепчет беда,
Ехидно, на ухо:
Простись навсегда.

И вот по пути нам
На бред и грехи…
Последним притином
Приходят стихи.

1922–1940

«Безветренный, холодный, царскосельский день…»