«Под этим небом черной неизбежности…»

Вспомни тот вечер, за который я пью.
Вспомни сонату плохую мою,

Что на фортепьяно тебе я играл,

Фальшивил, сбивался и вновь начинал.

За эти стихи, и за бомбу, за смерть,

За листьев осеннюю круговерть.

Вечера, вечера. Ведь я пью и за них,

За кораллы и жемчуг на руках твоих.

За горькое бремя. Вообще за стихи.

За все непрощенные Богом грехи.

За мост над Невою, за Исаакьевский звон,

Который звучит из минувших времен.

За глаз черносливины. Вновь и опять.

За эту звезду, что нам будет мерцать,

За мильон мильонов световых лет…

А может, звезды этой вовсе и нет?

1966

Платон Зубов (Портрет)

Сильна самодержавная рука
И весело в нарядном Петергофе.
Алмазным орденом горят шелка,
Но так надменен юношеский профиль.

Нестись легко по золотым волнам,

Из прежних кто ему в удачах равен?
И оду звонкую ему подносит сам,
С угодливостью, Гавриил Державин.

Тех нет — Семирамидовых орлов,

Почил великолепный князь Тавриды…
В немилости Мамонов и Орлов,
Их множат дни печальные обиды.

А там война и новых лавров ток.

Всем суждено к его ногам склониться.
Но выше высшего взлететь не смог
Последний фаворит седой Фелицы.

И дни последние в зловещем сне

Екатерининским конец затеям.
Лишь пышный гроб в соборной тишине
Стране напомнит о делах Астреи.

Дорога к милостям теперь узка,

Но он о власти мысли не оставил
Здесь заговор. Пусть в Гатчине пока
Неистовствует сумасшедший Павел.

«Призрак Блока на Офицерской…»

Призрак Блока на Офицерской,
Анненского — в Царском Селе.
На земле изолгавшейся, мерзкой,
Места нет им на этой земле.

Я когда-то шел по Литейному,

Ветер с Ладоги шел со мной,
Дорогами узкоколейными
В пригородах весной.

Зацветая почками клейкими,

Летний сад ворошил и пел,
Масленичными вейками,
Бубенчиками звенел.

Иными стали созвездия,

Растеклась их горькая соль.
«Юность — это возмездие».
Юность — кроткая боль.

В туманы и ночи белые

Уходил ты, молча скорбя.
Что с тобой, мой город, сделали?
Переименовали тебя…

А теперь и не снится мне

Невский, площадь возле Дворца,
Над желтеющими страницами
«Кипарисового ларца».

«Белая матроска. Синие глаза…»

Белая матроска. Синие глаза.
Высоко, над лесом, дальняя гроза.

Говорит о чем-то древняя река,

А в моих ладонях — смуглая рука.

Горько пахнет ночью вялая трава.

Золотые кудри. Тихие слова.

Всё о чем-то тайном. Может быть, о том,

Что за знойным ветром будет дождь и гром,

Что над нами грянет гневная гроза,

И потухнут завтра синие глаза.

«Русский лес. И русские птицы…»