Под голубой луной

– Я не мог допустить, чтобы ты досталась ему, Джессалин, – охрипшим от волнения голосом заговорил он. – Я знаю, что сам я полное ничтожество, очередной погрязший в долгах Трелони. Но ты единственное в этой жизни, чем я по-настоящему дорожу, в чем буду нуждаться всегда. Без тебя жизнь для меня теряет всякий смысл. – Он протянул к ней руки – они дрожали, словно его била лихорадка. – У меня не осталось даже гордости. Ты забрала ее всю.

Джессалин слегка склонила голову набок. Ее сочные губы дрожали. Зато голос был полон такого чувства, которое сразу вернуло его к жизни.

– Какой же ты дурачок, – сказала Джессалин и упала в его объятия.

Ее волосы пахли дождем. Вкус дождя имели и губы. Он прильнул к ним, упиваясь ее вкусом, ее запахом.

Ему хотелось вершить любовную игру очень медленно, смакуя каждое мгновение, как глоток старого, дорогого вина. Но он слишком сильно хотел ее. Эта рыжеволосая женщина со скрипучим смехом и большим, влажным ртом обладала неограниченной властью и над его телом, и над душой. Маккейди Трелони больше себе не принадлежал.

Маккейди отстранился от Джессалин.

– Разденься, – попросил он огрубевшим от страсти голосом. – Сейчас же.

Несколько мгновений она смотрела на него, и в ее серьезных серых глазах читалось какое-то ускользавшее от его понимания, но невероятно сильное чувство, оно одновременно и пугало, и завораживало. Потом Джессалин повернулась и обеими руками приподняла волосы – так, чтобы он мог расстегнуть ее платье. Она слегка склонила голову, и Маккейди впился глазами в нежный белый затылок. Он поцеловал маленькую, слегка выступающую косточку, и шелковистая кожа отозвалась его губам.

Его пальцы возились с многочисленными крючками.

– Ненавижу это платье, – сказал он, и его дыхание зашевелило тонкие завитки на ее шее. – Ты надела его для него.

– Нет. – Голос Джессалин был тихим, как вздох. – Не для него, Маккейди. Просто надела, и все.

Наконец серый шелк водопадом скользнул к ее ногам. Сильные руки обхватили тонкую талию. Она по-прежнему избегала на него смотреть – ее пальцы нервно дергали тесемки рубашки. Рубашка была красивая, вся в оборочках и кружевах, но Маккейди возненавидел и ее тоже, потому что Джессалин надела ее для Титвелла, а не для него. Резко отбросив руки Джессалин, он разорвал проклятые кружева снизу доверху.

Обнажилась грудь, и он взял ее в свои ладони. Джессалин застонала, ее била дрожь. Она упала в объятия Маккейди, а он подхватил ее на руки и понес к кровати. Он уложил ее на спину и придавил своим весом. Ее глаза мерцали, как два озерца расплавленного серебра, и Маккейди увидел в них полную капитуляцию. И свою победу.

– Ты моя, – прошептал он. – Моя жена.

Ее волосы разметались по подушке, и Маккейди зарылся в них лицом. Ее запах всегда сводил его с ума.

– Примулы, – шепнул он. – Ты пахнешь примулами.

Маккейди приподнялся. Желание было настолько сильным, что его надо было удовлетворить немедленно, иначе он просто не выдержал бы. Потом будет время провести языком и губами по каждой линии этого обожаемого тела. После.

Его пальцы дергали упорно не желавшие развязываться тесемки панталон.

– Чертова тряпка…

– Только не надо рвать их, Маккейди.

– Ладно, не буду… А, черт! Кажется, получилось. – Он потянул за тесемку, и Джессалин слегка приподняла бедра, чтобы ему было легче стащить с нее так раздражавшее его одеяние. Но чулки он оставил, ему казалось, что так она выглядит еще восхитительнее – полностью обнаженная, не считая обтягивающего стройные ноги тонкого шелка и оборчатых белых подвязок. Затем Маккейди коленями раздвинул ее ноги и опустился между ними.

Он смотрел на нее со странным чувством собственника, только сейчас до конца осознав, что она полностью, без остатка принадлежит ему. Ее рот и лоно были горячими и влажными. Она всегда была горячей и влажной – для него. У Маккейди почему-то вдруг защекотало в носу. «Нет, это не похоть, или, по крайней мере, не только похоть». Но он усилием воли отогнал пугающую мысль.

Рука Джессалин коснулась его кожи, и он чуть не закричал – настолько сильным и насыщенным было ощущение. А она продолжала и продолжала сжимать и гладить его, пока Маккейди не испустил хриплый стон.

– Ты хочешь меня сейчас, Джессалин?

– Да. – Ее глаза стали почти черными, большой, горячий рот слегка приоткрылся.

– Вот и хорошо. Вот и хорошо. Потому что именно сейчас ты меня получишь.

Опираясь на руки, чтобы видеть ее лицо, он вошел в нее. Из горла Джессалин вырывались тихие, похныкивающие звуки, и она раскрылась навстречу ему, как цветок.

Он опустился на нее, и Покрытые шелком ноги обвились вокруг его бедер, пропуская его глубже, глубже. Маккейди приподнял стройные бедра и начал двигаться, снова и снова входя в ее жаркое, влажное тело. Ему казалось, что еще чуть-чуть, и он просто взорвется, словно котел, в котором скопилось слишком много пара, разлетится на кусочки и уже никогда не сможет собрать их воедино. «Еще не время, нет… О Господи, еще не время, еще не время…»