Под городом Горьким

– Значит, будет городская дорога? – поднимал глаза на экскаваторщика старик.

– Будет, дед! В этом году. Мы воду в ступе не толчем! Нам тоже кормить детей надо!

– Помолодеет, значит, она... Что ж, ей жить еще долго... Ей жить... – кивал белой, как иней, головой Макар.

Старик обычно провожал квартиранта до калитки, иногда потихоньку плелся следом за ним, молча наблюдал, как экскаватор засыпает канавы желтым песком, который возят, едва успевая, откуда-то издалека самосвалы, как бульдозер равняет дорогу, слышал писклявый, будто птичий крик, скрежет железа о камни. Камни блестели на солнце оскобленными белыми пятнами, и казалось ему, что дорога сопротивляется людям, показывает зубы. «А все же жалко тебя, дитятко, – шептал Макар, – хоть и украшают тебя, наряжают в новую рубаху. Я к такой привык, какая ты есть. Только пусть уж будет и так, как хочет председатель... Как делают парни. Узнаешь меня, одетая в асфальт, а? Должна, должна узнать...»

Парни слов на ветер не бросили – вот она, дорога!

Блестит на солнце асфальт. Макар стоит на своем привычном месте, вглядывается вдаль. Старик узнает председательский «уазик», мчит он по широкой полоске дороги, а на подъезде к Макару замедляет бег, слегка визжит тормозами, останавливается:

– Чья правда, Макар! Не убегают люди – назад возвращаются. Видишь, везу! И отчего не возвращаться, когда такую дорогу отгрохали!..

Председатель, не скрывая радости, едет дальше, а Макар стоит напротив дома на своей дороге. Ошибся он. Первый раз за многие годы. И был весьма счастлив, что ошибся...

Он стоял на дороге и тихо говорил:

– Ну, и как тебе живется теперь, дитятко, в новой одежде? Не давит она? Нет, говоришь. Вот и хорошо. Живи. Ага. Ну. Тебе долго на этом свете пребывать... Мне б только глянуть, кто будет ездить и ходить по тебе... Видать, не гляну... Спасибо Богу, и так прожил много... Еще с того века дышу... А ты будь... Все время будь... Пускай по тебе только хорошая, легкая нога ходит и наши машины ездят... Пойду... А ты – будь... Здоровья желаю тебе... счастья земного ... На все века...

... Над Макаром и дорогой висит теплое, вечное солнце.

ПРАЗДНИК

Весть о том, что Искань пополнилась еще одним жителем, да не абы-каким – три килограмма семьсот граммов! – разлетелась по деревне с такой скоростью, что и представить трудно: ведь только уехал в Искань дед Макар, только шепнул какой-то там Егорихе: «Сын у Дуни...», а на вопрос «У какой Дуни?» даже не успел ответить – не останавливать же коня, когда тот ходко, задрав голову, копытит пыльный проселок... Егориха, похоже, мгновенно припомнила, сколько Дунь в деревне. По ее прикидкам, только одна Дуня, Хустина, могла родить. Неужто ж Шарипова? Нет, что вы! У нее уже внуки – женихи. Нет-нет... Да и от кого же ей родить-то, если мужик, Хведос, давным-давно заговел – квёлый был человек, хворовитый... И годков Шариповой слава богу... Остается одна Дуня – Хустина. Но от кого же и она могла родить? Егориха опять перебрала всех мужиков, кто бы мог польститься на перестарку, приладить ей, если верить Макару, дитя. И как ни изощрялась в догадках старуха, точного попадания не получалось. Да и как угадать, если Дуня сама ходит в штанах и с мужиками наравне держится – то щелчок влепит кому из них, то за ухо крутнет, а то и рубль в складчину бросит. Не повезло с замужеством девке... Однако ж трудно было поверить Егорихе, что она, Дуня, может родить. Трудно поверить. Ладно б другая, та же Шарипиха, только не Хустина: Егориха ничего не видела в ней женского – ни на теле, ни в голове. «Ой, люди! Да что ж это получается? Дуня родила дитя! Дуня-я! Все равно, если б сказали, что Хведор мой...»

И покатилась новость. Макар у конюшни не успел хомут снять с коня, а уже спрашивают: «Дак правда ето, Макар, что Дуня мальца в капусте нашла?»

Смык интересуется – он живет на другом конце Искани, на Кривой Березе, а, вишь, и до него уже докатилось.– Народила. Почему ж не может, коли она баба, коли на то Богом отписано...

–Бытто и так. А все ж мне сдается, что у нее грудей нема, не-а. Чем станет малого кормить?

Макару такой поворот в разговоре не нравится, он на стороне Дуни:

– Козу купит.

Смык морщится:

–Может... Только что коза? Коза и есть коза. Коровенку пускай просит в колхозе. Сама молока на хверме насосется, а сыну во рту не принесет.