Под горой Метелихой(Роман)

В кабинетах Николай Иванович чудеса показывал: добывал электричество, опыты разные проводил, а один раз сами собой загорелись у него восковые свечи. В клубе потом перед началом постановки Верочка этот же опыт проделала и еще показала, как обновление икон получается.

Мужики качали головами, бабы моргали испуганно, а в церковь всё равно толпами шли.

С Верхней улицы по-прежнему в колхоз не записывались, а слухов вздорных хоть отбавляй. Опять появились старцы блаженные. От избы к избе пробираются с клюшками, всякий вздор плетут. Одного такого проповедника Верочка в сельсовет доставила. Кулаком беглым оказался, сбежал оттуда же, где мельник и Кузьма Черный находились.

После случая с «божьим странником» озлились старухи на Верочку. Затаила недоброе на дочку Николая Ивановича и Улита: накануне престольного праздника ночью нагрянули к Улите в избенку комсомольцы, аппарат самогонный разломали.

Жадно хватался Володька за всё новое, а как на уроке физики про машины разные да электричество услыхал, словно помешался на книжках. Как зима миновала, и не заметил. Не узнать стало парня, и Николай Иванович не раз сам говаривал:

— Закончишь семь классов, помогу тебе в городе получить среднее образование.

По-другому смотрела на Володьку и Верочка.

Когда Кузьму-лавочника раскулачили, Фильку — сына его — в деревне оставили. Сам Николай Иванович настоял, чтобы Фильку не трогать: сын за отца не ответчик.

Непонятно было Володьке, чего это Николай Иванович за Фильку хлопочет. Парню в это время лет восемнадцать было, такому бы только работать, а он так, всё дурака валяет. Зиму возчиком в кооперативе пробыл, летом на вышке пожарной сидел. Не чист на руку Филька. Пьет да девчат обижает. Не любили его за это в деревне, а Николай Иванович свое: «Перевоспитается в коллективе».

На гулянье как-то подошел Володька к парням холостым, а там в кругу Филька пьяный куражится:

— От меня ни одна не уйдет, да на своих-то, деревенских, смотреть интересу мало. Одно слово — необразованные. С городской бы вот посумерничать. Маргарита для меня старовата. Эта одна остается — Верка. Потому и в кружок записался — просвещаюсь на предмет культуры. А как же! А учитель-то — в партию, говорит, пиши заявление. Пинжак, говорит, кожаный, сто рублей и револьверт получишь. Это уж обязательно. У них, коммунистов-то, у всех револьверты! Да и она, Верка-то, льнет. Ладно, обожди, думаю, дай срок, утешу…

От этих слов заскрипел Володька зубами, кулаки налились каменной тяжестью. Двинул плечом, в середине круга оказался. Обернулся Филька, рыгнул, пошатываясь.

— А ты, Меченый, чего тут? — спросил, выпячивая слюнявую губу. — Которые в нужнике учительском полы подтирают, дак им вроде не резон разговоры наши приятельские подслушивать. Ну, чего уставился?!

Покачнулся Филька, сделал шаг по направлению к Володьке, протянул было руку. Оттолкнул Володька Филькину клешню, снизу вверх изо всей силы ударил Фильку по челюсти. Опрокинулся Филька, плашмя возле бревен грохнулся: Девки врассыпную с пригорка, визг подняли.

Озверел Филька, да парни плечом к плечу стали, отгородили Володьку. Кинулся Филька парней расталкивать. Поднялся тогда с бревен Егор; с Дуняшкой у плетня сидел до этого. Парень что надо, в плечах шире Фильки и ростом на голову выше. Подошел, осадил Фильку за ворот, проговорил с усмешкой:

— Шея у тебя с утра не чесалась?

— Пусти, — хрипел Филька, — не встревай, самого пока не задевают! Тебе что?.. Одной Дуньки мало?

— Замолчи, паскуда! — стиснул зубы Егор.

Филька ссутулился, вобрал голову в плечи и вскоре ушел в переулок.

С этого и пошло: наплели старухи невесть что про Верочку: и с Филькой она, и с Егоркой, и гармониста Мишку Кукушку помянуть не забыли. Больше всех Улита старалась: и Верочку и Маргариту Васильевну высмеивала. Знала про эти разговоры Верочка, да внимания на них не обращала, а Володька злился.

Воскресным днем зашел он в избенку вдовы, поздоровался чинно. Как сосед Андрон, помолчал, пожевал губами, прежде чем новое слово молвить, и начал, поглядывая исподлобья:

— Ты бы, Улита, язык-то попридержала малость. Или не впрок пошло, что в клубе тебя продернули? Дождешься еще и похлеще. Скажу вот…

Улита стояла у печи. Подбоченясь, пропела:

— Тю!.. Напужал. Уморушка! Скажи, скажи, соколик. К учителю побежишь?! Сделай милость, скажи. А допрежь того дай-ка сопельки тебе подотру, — и схватила скалку.

Тут и Филька в дверях, бутылка в руках у него пустая. Увидел Володьку, остановился в проеме:

— А ну, брысь отседа! Кому говорят?! Дам вот затрещину, — но не ударил, только матерно изругался.

Никому не сказал Володька, что заходил к Улите. Понятно, она Фильку спаивает и других парней. Судить таких надо. Решил подождать до заморозков, — на покров обязательно гнать будет, вот тогда и накрыть с понятыми. Запоешь тогда по-другому.