С месяц, может, прошло, и еще раз довелось повстречаться Володьке с Филькой. Пары поднимали. Володька работал прицепщиком, и пришлось ему за маслом для трактора в деревню идти. Дело было перед рассветом. Ведерко набрал — и обратно, в поле. Можно было и по Озерной улице направиться, через выгон, напрямик, ближе к трактору. Но Володька по Верхней пошел: мимо школы пройти захотелось. Николая Ивановича дома не было, — к сыну в больницу ездил. Идет себе Володька, песенку насвистывает, а как за угол завернул — показалось ему, что затаился кто-то возле новых тесовых ворот у школьного забора.
Вида не подал Володька, пересек улицу, скрылся в тени берез около церкви. Ведерко поставил да через соседние огороды — кругом. Смотрит, а у школьных ворот Филька, у столба — квач дегтярный.
Плохо помнит Володька, что потом было. Выдернул он из прясла кол, кошачьим, неслышным шагом подкрался к Фильке и шарахнул его по плечам.
Филька икнул, тычком в землю сунулся. Извернулся, однако, пнул Володьку сапогом в грудь. Отлетел Володька к забору, подмял его Филька и — за горло. Задушил бы насмерть, да на шум за воротами Верочка выскочила.
Опомнился Володька, сел и глазам своим не поверил: стоит Филька посреди дороги медведь медведем и не бежит, не обороняется, а Верочка хлещет его по щекам наотмашь. К Володьке потом подошла:
— Спасибо тебе, Володя! — еле выговорила, а у самой лицо пятнами. Увидела, что рубаха на нем разорвана, в комнату к себе завела, снять велела и быстро-быстро заштопала аккуратным, мелким стежком.
— Папе не говори об этом, — возвращая рубашку, попросила Верочка и погладила Володьку по растрепанным волосам.
— Угу, — мотнул головой Володька, а сам глаз от стола не отводит. Тетрадь там толстая была развернута возле лампы, — верно, писала что-то Верочка с вечера. И тут же, около зеркальца, в простенькой рамочке фотография незнакомого парня в спортивной майке. Глаза у парня веселые, лицо чистое, с ямочкой на подбородке.
Осень настала. Холодом потянуло с озера. Снова пришлось повстречаться Володьке с Филькой, и опять эта встреча оказалась недоброй. Вечером шел Володька оврагом, теленка искал. По дну оврага ручей змеится. Здесь же небольшая запруда, бани деревенские. Смотрит Володька: из бани Дениса Филька вышел.
Присел Володька в чапыжнике, в трех шагах пропустил мимо себя Фильку. Идет Филька, спотыкается, а в руках у него бутыль, лыком оплетенная. Переждал Володька, а Филька тем временем на косогор выбрался и побрел по жнивью, как будто к мельнице. Не понравилось Володьке, что тот по чужим баням шатается, пусть хоть и племянник Денису, больше же всего то насторожило, что не в деревню направился Филька. А у мельницы скирды хлеба артельные. Завалится пьяный в солому, закурить, чего доброго, вздумает.
Подумал так Володька, снова скрипнула дверка. Озираючись, выглянул из нее Иван Кондратьевич и разом потерялся из виду. Проглотили его вечерние сумерки. «Что-то неладное они удумали, — решил про себя Володька. — По чужим баням о добрых делах не советуются».
Володька сразу же — в школу. Николай Иванович разговаривал с приезжим из района. В комнате от табаку зелено. Тут же и мужиков деревенских человек пять сидело. Это уж всегда так, стоит появиться новому человеку. Заглянул в дверь Володька, войти не решился, а перед глазами — Филька.
Николай Иванович Володьку заметил, сам в коридор вышел:
— Чего тебе?
— Ружье бы мне, Николай Иванович, да патрон хоть один. — И Володька рассказал о том, что видел в овраге.
Учитель сорвал со стены оба ружья, Валеркино Володьке сунул. А над Каменкой зарево уже полыхало.
Половину хлеба отстояли. Обгорел Володька на пожаре, волосы опалил, на руках — кожа клочьями. Обгорела и Верочка, блузку на ней прихватило. Когда огонь затихать начал, отвела Верочка Володьку в сторону, не стесняясь сбросила с плеч разодранную блузку и перевязала Володькины руки.
Стоял Володька потупясь, на голые плечи девушки глянуть не смел, а по щекам жгучая краска. Заметила это Верочка, смутилась.
Взяли Фильку на мельнице, а при нем бутыль с керосином на донышке. Тут и связали его. Ивана же Кондратьевича не нашли. Скрылся.
На суде Филька юлил, отпирался от всего. Володька перед всеми рассказал, как было дело. И про Верочку Фильке припомнил, что опозорить ее намеревался, и про полено. А закончил так:
— Враги новой жизни кулаки и подкулачники. Они спят — Длинный пай во сне видят. Только каш он теперь, и никто его не присвоит! Нет такой силы, чтобы мироедам его вернуть!
Тут же, после суда, подошел к столу Николай Иванович. В руках у него было ружье.
— От имени правления артели и партийной ячейки вручаю этот подарок патриоту колхоза, — сказал учитель и передал ружье Володьке.
Через день Володьку принимали в комсомол. Лет маловато, да ведь о человеке по делам судят, — первым в огонь бросился хлеб артельный спасать.
Уехал Егор на курсы. Заскучала Дуняшка. Видел это отец и опять про себя подумал: перемелется. А оно не проходит, — неладно стало с девкой. Сидит другой раз у окна, косы переплетает, да и забудется так- то, на зов не сразу откликнется.