Под грифом «Любой ценой»

Лаша стянул носки, немного подумал, скатал их в шарик и бросил в реку. Проследив за полетом, снова улегся на спину и закрыл глаза. Ласковое солнце, пение птиц, запах распустившейся листвы и шум воды в реке не радовали Лашу. Скорее, наоборот, ему от всего этого становилось еще тоскливее. Рано или поздно его наверняка схватят или просто пристрелят. И уйти он из группы не может. Некуда. Одним словом, со всех сторон обложен и работает на правительство Грузии взамен свободы. Ведь он преступник. Здесь, в Абхазии, Лаша тоже давно в розыске. Одно и остается – выживать в этих адских условиях. По сути, вся группа набрана из таких, как он, людей, преступивших закон. А куда денешься? Пришлось жить в такое время, когда по-другому нельзя. Повезло его родителям. Они с ностальгией вспоминали времена своей молодости, когда была одна большая страна.

Едва слышно прошуршала прошлогодняя листва.

«Мышь, наверное», – подумал Лаша. Однако в следующий момент внутри все сжалось. Он почувствовал тем звериным чутьем, которое вырабатывается годами у людей, постоянно живущих в напряжении, что к нему приблизился человек. Причем совсем близко. Лаша едва хотел резко откатиться в сторону и вскочить, чтобы успеть вынуть из кармана пистолет, как в лоб уперся ствол автомата:

– Тихо!

Глава 3

Глеб Васильевич лежал на кровати и смотрел на заглядывающую в окно верхушку тополя, украшенную распустившейся листвой, когда вошли медсестра и врач.

– Доброе утро! – нарочито громко поприветствовал его моложавый доктор и сел на край кровати: – Как спалось?

– Спасибо, нормально. – Глеб Васильевич перевел на него взгляд. – Сколько мне еще лежать?

– Вы так спрашиваете, будто провели здесь уже не один год, – улыбнулся доктор, беря из рук медсестры историю болезни. – Вас привезли два дня назад. Скажу больше, вовремя. Еще немного, и сейчас мы бы не разговаривали.

– Мне нужно позвонить домой, – попросил Глеб Васильевич.

– Телефоны держать при себе мы не разрешаем. – Врач шутливо нахмурил брови и стал мерить пульс. – Отделение кардиологии. Волноваться вам нельзя, к тому же он плохо влияет на установленное здесь оборудование.

– Мы сообщили вашей жене, – попыталась успокоить больного медсестра.

Глеб Васильевич знал, что ей позвонили вечером того же дня, как его привезли в больницу. Конечно, Татьяна не может прийти. Ей надо находиться рядом с сыном и одновременно заниматься поиском денег.

Доктор закончил мерить пульс, просмотрел вклеенную в историю кардиограмму, задал еще несколько вопросов и вышел.

Глеб Васильевич снова уставился в окно. На душе скребли кошки.

«Может, зря я отказался от помощи этого человека? – неожиданно подумал он. – Хотя разве я отказывался? Просто не дал ответ, надеясь, что вырученные с продажи квартиры и дачи деньги покроют расходы».

Едва Тихоновы дали объявление и заключили договор с риелторской конторой, как появилось огромное количество покупателей. Но все предлагали сумму в три раза меньше заявленной. Надежды на быстрое разрешение проблемы таяли на глазах.

– Почему я лежу? – неожиданно сказал он вслух и медленно сел. – Надо немедленно позвонить Татьяне.

Неожиданно двери открылись, и в палату осторожно вошел не кто иной, как Курочкин.

– Господи! – схватился за грудь Глеб Васильевич.

– Вам плохо? Вы не рады, что я пришел? – растерялся посетитель.

– Что вы, – показал на стул Глеб Васильевич, – как раз о вас думал. Проходите.

Курочкин с опаской оглянулся на дверь:

– Я кое-как прорвался. Меня могут в любой момент выгнать. Приемные часы после обеда.

– Как вы меня нашли?

– Очень просто, – опускаясь на стул, заговорил Курочкин. – Позвонил вам, трубку взяла медсестра. Все. Осталось узнать номер больницы, отделение и палату.

– Понятно, – вздохнул Глеб Васильевич.

– Как я понял, вам стало плохо, когда вы были у своего начальника?

– Да, – подтвердил Глеб Васильевич. – Он отказал в помощи.

– Ну, ничего. – Курочкин положил ладонь ему на предплечье. – Из любого положения есть выход.

– Какой?

– Мы можем перевезти вашего сына обычным рейсом. – Курочкин откинулся на спинку стула. – Наймем хороших врачей, купим оборудование. В конце концов, есть частные самолеты.

– Вы так добры ко мне…

– Не только к вам, – улыбнулся Курочкин. – В мире столько несправедливости, поэтому часто приходится помогать людям в беде. Это прямая обязанность фонда.

– Как мне вас благодарить?

– Я ничего еще не сделал, – напомнил Курочкин. – А вообще, лучшей наградой для меня будет ваш переезд в Америку.

– Но это предательство, – ответил ему Глеб Васильевич, ловя себя на мысли, что предложение Курочкина уже не вызывает у него бурю негодования.

– Я уже сказал вам, вы никого не предаете, это вас давно предали. И то, что вы здесь, – тоже результат попустительского отношения государства к светилам науки. Я же говорил, что нечистые на руку дельцы давно продают ваши труды за границу, выдавая за свои…

– Этого вы мне не говорили. – Глеб Васильевич от удивления даже приподнялся на локтях.

– Ну, немного не так выразился, – пожал плечами Курочкин.

– У вас есть с собой телефон?

– Да, конечно.

– Можно позвонить?