Под грозой (сборник)

Первой проснулась бабушка.

— Стучат, Василий,— стала будить она сына.

А сама дрожала, предвидя, что-то недоброе.

Щербаков вскочил и стал зажигать лампу. Стук

продолжался, требовательный, резкий.

Андрейка казалось, что ломают двери и вот-вот

ворвутся в дом.

— Не пугайтесь,— сказал отец.—Это, верно,

с обыском.

И пошел открывать.

В комнату ввалились четверо. Были они в серых

шапках, с ружьями и револьверами.

— Документы,—крикнул один из них, повиди-

мому, старший.

Щербаков вынул из кармана книжку и подал

гайдамаку.

Тот долго рассматривал ее, силясь прочитать

написанное, и потом рявкнул:

— Как зовут?

— Василий Щербаков.

— Якой губернии?

— Смоленской.

— Га, кацап! А где работаешь?

— В железнодорожных мастерских.

Глаза у гайдамака округлились.

— 3 большевицького гнизда?

Щербаков сказал спокойно:

— Это ни откуда не видно.

— По твоей морде бачу. Знаемо, чим вы ды-

шите.

Легкая усмешка тронула у Щербакова усы и

он сказал:

— Дышим, как и все, воздухом.

— Молча-ть! —заревел гайдамака, наливаясь

кровью.

— Оружие есть?

— Нету.

— По шукать!

Подручные бросились шарить по всем углам.

Рылись на кровати, в одежде, перевернули все в

сундуке, искали в печке, под столом, под кро-

ватью, ощупали всех, даже маленькую Таню,—и

ничего не нашли.

Красные и злые, они остановились посреди ком-

наты, вытирая потные лица.

Старший смерил глазами Щербакова и сказал:

— Сам запамятуй и другим скажи; колы де що

чи як инче—пощады не буде. Смерть!

И ушли, стуча, как лошади, подкованными

сапогами, бросив настежь дверь.

— Гады, разбойники!—вырвалось у Щерба-

кова, когда ушли гайдамаки.— Скорей бы распра-

виться с этой сволочью. Терпения нет!..

6.

В ту ночь по всему району были обыски, мно-

гих рабочих арестовали. На улицах чаще гарцо-

вали конные раз'езды. На них смотрели с нена-

вистью, со страхом, и шептали вслед:

— Разбойники, каты!

Утром Андрейка вышел на улицу. Серый и ту-

манный был день. Перекликались глухо гудки на

вокзале, как будто что-то сжимало их медные

глотки. Шли, торопясь, куда-то люди, с сумрачно-

серыми лицами, затаив в себе обиду и гнев.

Андрейка вспомнил вчерашнюю ночь, свирепые

лица гайдамаков, их ругань и окрики. Так и хоте-

лось плюнуть в красную рожу, когда бесстыжие

руки ощупывали у матери живот. Если бы кто-

нибудь ударил отца, Андрейка бросился бы на

щиту.

Пускай бы его избили, изувечили—все равно.

Из-за угла выбежала маленькая с'ежившаяся

фигурка. Андрейка узнал товарища Володьку Се-

мибратова.

— Куда ты?—крикнул Андрейка.

— За хлебом.

— Дают?

— Не знаю.

У Володьки было скучное лицо. Стоял, сгор-

бившись, словно тяжело было плечам от рваной

шубенки.

— Брата Максима забрали,— сказал он.

— Когда?

— Этой ночью.

— За что?

— Листовку какую-то нашли в кармане. Так и

накинулись, как увидели, с ног сбили. Руки свя-

зали и повели.

Володька оглянулся и сказал тихо, с затаен-

ным блеском в глазах:

— Большевики уже за Днепром стоят, требуют

сдачи города.

— Ну и что же?

— Рада не хочет сдавать. Силой будут брать.

— Большой будет бой.

— У-у, страшенный.

Весь этот день клубились слухи о том, что боль-

шевики подошли к городу.

Андрейка побежал на обрыв. Ему представля-

лась несметная рать, стоящая по ту сторону

Днепра. Движутся обозы, скачет конница, стеной

идет пехота.

Но над Днепром висела сизая мгла, и по ту

сторону не видно было ничего. Только город

шумел глухо, тревожно, пряча в тумане свои очер-

тания.

Андрейка постоял, посмотрел и пошел домой,

не зная— верить, или не верить тому, что говорят.

Отец пришел поздно вечером. И опять, как

и третьего дня, лицо у него было особенное.

Андрейка нетерпеливо уставился на него, ожидая,

что он скажет.

Отец обвел глазами комнату, посмотрел на

мать и сказал:

— Завтра начинаем забастовку. Требуем вла-

сти Советов. Не захотят— будем биться.

— А большевики уже пришли? — спросил

Андрейка.

— За городом стоят. Целая армия—пехота,

конница, артиллерия. Пусть-ка сунутся гайдамаки.

«Значит, правда»,—подумал Андрейка, и опять

ему представилось огромное воинство, обложив-

шее со всех сторон город.

— Нужно запасти воды, Даша, — говорил

отец,— мука у нас есть?

— Немножко.

— Ну и ладно. Хлеба, может, совсем не будет

эти дни.

Мать смотрела на огонек лампы, лицо у нее

было блеклое, печальное.

— И как мы обернемся,— вырвалось у нее.

— Ничего,— бодро сказал отец,— лучше потер-

петь, да добиться своего. Правда, Андрей?

У Андрейки даже лицо покраснело оттого, что

отец обратился к нему, как к большому, и он ото-

звался радостно и твердо:

—Правда.

7.

Утром Андрейка выбежал на улицу и его пора-

зила небывалая тишина.

Серая муть стояла над городом, заволакивая

улицы, дома, и в этой мути как будто утонуло все

живое. Не слышно было гуденья трамваев, не

слышно было свистков, гудков, стука и лязга на

вокзале. Город замер, точно задохнулся в тумане.

«Это забастовка»,—подумал Андрейка.

Он пошел по улице. Редко попадались прохо-

жие, шли они торопливо, появляясь и исчезая во

мгле.

Вот и большая проезжая улица, подымающаяся

от вокзала в город. Здесь всегда было много из-

возчиков, они гремели пролетками по обледенелой

мостовой, а сегодня тихо, пусто не было даже про-

И еще новость. Закрыты магазины, замки

висят на дверях, только мелкие лавченки торгуют,