ПОД ГРОЗОВЫМИ ТУЧАМИ . НА ДИКОМ ЗАПАДЕ ОГРОМНОГО КИТАЯ .

Люди располагались группами среди могил либо садились на поросших дерном холмах древнейших захоронений и принимались болтать и смеяться, явно наслаждаясь приятным отдыхом на свежем воздухе.

Воздушные тревоги участились, и беглецам приходилось все дольше оставаться за пределами города, ворота которого в такие моменты запирали; люди стали брать с собой провизию и устраивать трапезы на могилах, чем не преминули воспользоваться находчивые китайские торговцы, зачастившие сюда со своим товаром: фруктами, сухарями, леденцами и сигаретами. Затем на кладбище появился какой-то трактирщик с походной кухней, снабжавший земляков лапшой и горячими сосисками. Другой купец стал торговать местной, ужасно крепкой водкой, от которой исходил такой же запах, как от нашей сивухи. После этого простолюдины, которые и до этого не выглядели слишком напуганными, совсем развеселились.

Однажды во второй половине дня священник притащил под полой освященное облачение, украденное им из часовни миссии. У него из-под пальто с оторванными пуговицами выглядывала белоснежно-золотистая перевязь, изумившая тех, кто ее видел. Праздные зеваки разыскали в толпе китайцев-христиан и принялись их расспрашивать. Очевидно, эти люди отвечали им нечто вроде: «Он похитил нашего Бога», ибо один толстый местный купец изрек такую мудрость: «Вместо того чтобы находиться под защитой своего Бога, он сам решил его защищать». Но это было произнесено добродушно, без ехидства. Было ясно, что славный китаец хотел лишь этим сказать, что у иностранцев странные боги, и он отнюдь не собирается осуждать чужие обычаи и нравы. Этим иностранцам не понять законов китайской логики.

Впрочем, японские самолеты так и не долетели до Сикана, хотя Ланьчжоу, Ганьсу и столица Цинхая Синин подвергались воздушным обстрелам, и я с улыбкой вспоминаю часы тревог, проведенные на кладбище у южных ворот города.

Несколько позже мне снова довелось пережить зловещие ночные бомбежки*. Японцы возобновили налеты на Чэнду, куда я вернулась. Обитатели французского консульства и их друзья разбредались по большому саду в полной тишине и кромешном мраке, а грозные стальные птицы летали над нашими головами; затем вблизи или издалека слышался грохот взрывов, временами виднелись алые отблески пожаров... Хотя мы и не веселились, подобно жителям Дацзяньлу, вскоре нас охватило такое же безразличие. При звуках «тревог» я даже не удосуживалась выйти из комнаты и, просыпаясь от рева сирен, вновь крепко засыпала.

См. в наст. изд. «Под грозовыми тучами».

Глава V

Мне хотелось бы поскорее перейти к менее мрачным темам, хотя неприятного и в дальнейшем повествовании достаточно, ведь данная книга — не вымысел, а картина подлинных, пережитых событий, которые я стараюсь достоверно описывать.

Как и в Цинхае, в Сикане далеко не безопасно. На дорогах часто происходят убийства. Даже в Дацзяньлу неразумно выходить из дома поздним вечером, чтобы не подвергаться риску быть ограбленным.

По ночам орудуют банды. Случается, вооруженные люди врываются в дом и под дулом пистолета заставляют хозяев отдать им деньги, украшения либо товары. Не дожидаясь темноты, один или двое субъектов заходят порой в какую-нибудь лавку и решительно требуют деньги из кассы. Спящие люди, просыпаясь, с неприятным изумлением видят, что в их спальню проник грабитель, проделавший отверстие в крыше, и забирает все, что он считает нужным. Жертва ограбления редко отваживается броситься на вора или позвать на помощь. Злоумышленник почти всегда вооружен, и в любом случае у него есть подельники, которые могут рассчитаться с теми, из-за кого он пострадал. Опасаясь за свою жизнь, несчастный, которого грабят, притворяется спящим, даже если — и такое случалось — вор нагло зажигает настольную лампу или включает электричество, чтобы выбрать то, что ему приглянется, при ярком свете.

Горожане винят в этих преступлениях солдат из гарнизона. Возможно, они отчасти правы, но не совсем — в округе хватает и китайских, и тибетских разбойников. Местные солдаты — наемники, причем часть из них были взяты в армию насильно; им мало платят, довольно скудно кормят. Вот почему, не являясь по природе дурными людьми, они могут поддаться искушению раздобыть карманных денег. Кроме того, граница между солдатом и бандитом всегда была и до сих пор остается в Китае призрачной: один и тот же человек может время от времени переступать эту незримую черту и представать то в одном, то в другом обличье.

В качестве иллюстрации я приведу такой пример.

Я медленно ехала верхом по горной тропе, как вдруг из кустов выскочили какие-то люди и преградили мне путь. Все было ясно, и вопросы были излишни.

— Какую сумму вам было бы угодно принять в дар? — осведомилась я, прибегая к довольно устаревшей, вежливой фразеологии, используемой в подобных случаях.

Я собиралась торговаться с грабителями, если бы они изволили пойти мне навстречу. Но, прежде чем мне что-то сказали, из оврага вышел еще один мужчина, который взглянул на меня и махнул рукой, приказывая сообщникам отойти в сторону.