ПОД ГРОЗОВЫМИ ТУЧАМИ . НА ДИКОМ ЗАПАДЕ ОГРОМНОГО КИТАЯ .

Временами из рупора громкоговорителя раздавались оглушительные голоса и бурные возгласы. Но это был напрасный труд: мои попутчики, за исключением двух человек, не понимали ни слова по-русски, и все они, заслышав этот гам, укрывались в своих купе либо переходили в соседний вагон, оставляя невидимого крикуна в одиночестве.

Когда я спросила нашего переводчика, для чего нужна такая какофония, он сообщил мне следующее:

— Шум будит пассажиров и заставляет их выйти из купе, благодаря чему можно навести там порядок. В противном случае некоторые сидели бы на своих местах до полудня и это мешало бы работе проводников.

Мне рассказывали нечто подобное о некоторых судоходных компаниях. На принадлежащих им пароходах пассажиров якобы обязывают подниматься раньше восьми часов утра. Тех же, кто отказывается подчиняться этому правилу, официально объявляют больными и посылают к ним в каюту судового врача, причем за этот принудительный осмотр берут безумно высокую плату. Мне с трудом верится, что пассажиры настолько бестолковы, что позволяют так над собой издеваться. Во всяком случае, я не видела ничего подобного во время своих многочисленных морских рейсов.

Дни тянулись однообразно, ничем не отличаясь друг от друга; пейзаж за окном не менялся, и, просыпаясь утром, мы видели ту же заснеженную равнину, что и накануне, перед заходом солнца. Как правило, закаты были тусклыми и невыразительными, но однажды вечером я неожиданно стала свидетельницей поистине волшебного зрелища. На горизонте показался таинственный голубоватый свет, а затем разлился по небу и заполнил половину обозримого пространства, занятого лесополосой, а другая половина, где простиралась бескрайняя голая степь, окрасилась в розовато-рыжеватые тона.

Казалось, деревья и редко попадавшиеся на пути избы стали прозрачными и витали в красочном воздухе, в то время как вдали, на том месте, где исчезло солнце, осталось бледно-золотое сияние. Я прильнула к оконному стеклу и любовалась, пока не стемнело, очаровавшей меня картиной с ежеминутно менявшимися оттенками.

Я не могу сказать, что в ходе моей поездки в транссибирском экспрессе советские плакаты и лозунги встречались в изобилии. Большинство вокзалов были лишены всяких символов, хотя некоторые станции приковывали к себе внимание. Время от времени я замечала красные ленты с надписями либо транспаранты с портретами Ленина, но чаще Сталина, героя дня, — живые всегда оттесняют покойных. Какой-то водитель приклеил большой портрет Сталина к стеклу своей машины, но подобное чрезмерное рвение казалось исключением.

Один небольшой населенный пункт под названием Икрения или что-то в этом роде отличался особенно благоговейным отношением к вождям. «Благоговение» представляется мне точным словом. Вокзал смахивал на временный алтарь, возведенный по случаю крестного хода в крайне благочестивых местах: Сицилии или Испании, с той лишь разницей, что изображения святых, предназначенные для поклонения прохожих, были совсем другими.

На крыше главного здания красовались два гигантских портрета, написанных на красном фоне: Сталин и еще какой-то выдающийся деятель, чье лицо было мне незнакомо. Немного ниже между ними висела фотография меньшего размера, в раме и под стеклом, запечатлевшая Ленина в кепке. Поблизости, на перроне, на постаменте, задрапированном красной тканью, возвышался бюст Сталина. Вокруг было развешано множество длинных красных лент с лозунгами, написанными белыми буквами.

Я попросила одну пассажирку, русскую по происхождению, ехавшую в спальном вагоне, перевести мне эти изречения. То ли женщина была не в состоянии выполнить мою просьбу, то ли не захотела себя утруждать, так или иначе она лишь сказала, что это пожелания и хвалебные надписи в честь вождей, чьи портреты были выставлены на всеобщее обозрение, а также обращения к народу с призывами работать без передышки.

Работать без передышки, разумеется, означало заниматься физическим трудом. Неужели это тот идеал, к которому следует стремиться?.. Меня никогда не заставят с этим согласиться. Разве всё обстоит не иначе: не на досуге ли возникают и крепнут у нас идеи и размышления — источники всякого прогресса?..

Однажды утром, на рассвете, мы оказались на берегу Ангары. Безусловно, стоило проделать долгий путь из Франции в глубь Сибири, чтобы увидеть это величественное зрелище.

Под хмурым серым небосводом замерзшая местами река несла тяжелые льдины в белёсой воде с замедленным от холода течением. Облака причудливых, постоянно менявшихся форм плыли там и сям, оживляя настоящий северный, убеленный снегом, совершенно безлюдный и безмолвный пейзаж. Они встречались, сталкивались и расходились, подобно полчищу призраков, блуждающему среди ледяных просторов.

Мало-помалу сквозь ровный жемчужно-серый покров облаков стали робко пробиваться розоватые лучи. Сперва они озаряли лишь отдельные льдины, а затем, набравшись силы, зажгли на снегу костер из несметного количества искр.