Нынешнее путешествие было совершенно иным. В то время как мы двигались среди заснеженных полей, окружающий пейзаж навевал мысли о другой Азии, непохожей на ту, которую я знала. Образ холодной Азии, окутанной туманной дымкой либо щеголяющей в убранстве из льда и блестящего инея, казался еще более загадочным, чем образ ее тропической сестры. Именно к этой Азии с незапамятных времен были
прикованы взоры мистиков Индии и Тибета. Их мифическая Тула — Уттара Куру индийских сказок и Чанг Даминьен ламаистских географов — это земля обетованная, где люди живут необычайно долго и никогда не болеют. В Тибете Чанг Даминьен зачастую путают с легендарной Чанг Шамбалой. Кроме того, согласно индийским поверьям, именно на Север устремляются после смерти души праведников, которых ждет вечное блаженство, а йоги Страны снегов* (Образное название Тибета. (Примеч. пер.)) говорят о тридцати трех мистических северных путях, ведущих посвященных к духовному просветлению.
Почему же Север наделен столь необычной притягательной силой? Несмотря на мою страстную любовь к южным, солнечным странам, я тоже не устояла перед его очарованием. На протяжении ряда лет мечта о северных пейзажах не давала мне покоя, а затем в моей душе вновь ожило давнее юношеское желание узнать, какие чувства испытывает человек во время долгой полярной ночи. Незадолго до этой поездки у меня в очередной раз возникло искушение отправиться в Исландию, а оттуда еще дальше... Между тем поезд вез меня в Китай.
Короткие январские дни с существенно меньшим периодом светлого времени ограничивали возможность любоваться проносящимися мимо картинами. В течение долгих часов мы ехали в полной темноте. Время от времени во мраке вспыхивали яркие видения, вскоре исчезавшие в ночи. Залитые светом заводские корпуса напоминали о том, что в СССР продолжается промышленный подъем.
Уральские горы показались мне вереницей жалких холмов. Возможно, я стала слишком взыскательной после своих странствий среди гималайских вершин.
Знакомые названия сменяли друг друга во время стоянок поезда. Трудно составить определенное мнение о местах, через которые пролегает твой путь, если ты видишь лишь привокзальные окрестности. Вероятно, центральная часть этих городов выглядела лучше, чем то, что открывалось моему взору из окна вагона: кривые улочки, деревянные дома, между которыми тянулись пустыри — не населенные пункты, а какие-то лагеря пионеров-первопроходцев. Ни одного крытого вокзала.
Напротив, железная дорога была в превосходном состоянии. За исключением узкой кромки в основании рельсов, она были полностью очищена от снега на протяжении всего пути. Поезд двигался плавно, и нас почти не трясло. Темп был в общем-то медленным, один из проводников сказал мне, что мы едем со скоростью 62 километра в час, и я возлагаю на него всю ответственность за точность этой цифры.
На основании услышанного у меня сложилось представление о Транссибирской магистрали как об одноколейном пути, и я удивлялась, когда мимо то и дело проходили встречные поезда. Глядя в окно, я нередко убеждалась, что рядом проложены еще одни пути. Не берусь утверждать, что это двухколейная железная дорога на всем ее протяжении, а лишь
могу заявить, что движение не везде является односторонним. Специалисты, занимающиеся железнодорожными перевозками во время войны, наверняка лучше осведомлены в этом немаловажном вопросе.
Мне было странно видеть, что тяжелую работу по заполнению цистерн, снабжающих вагоны водой, выполняют женщины. На некоторых стоянках даже в темноте они расхаживали по крыше поезда, волоча по земле тяжелые шланги, соединенные с водопроводными кранами. Тонкие струйки, вырывавшиеся из шлангов, немедленно замерзали, и длинные ледяные иглы украшали наш состав блестящей бахромой. Мне казалось, что это не женское дело, но, в конце концов, можно было бы возразить, что жизнь отчаянной путешественницы и исследовательницы тоже не совсем женский удел. Поэтому я воздержусь от каких-либо комментариев.
Обслуживающий персонал поезда был довольно неплохо одет. Проводники спальных вагонов надевали на остановках, когда им надо было выйти по делу или чтобы немного размяться, меховые пальто и толстые перчатки. Впрочем, я заметила, что люди, смазывающие пути, и другие подсобные рабочие, занятые на железной дороге, ходят буквально в лохмотьях. Стоило ли ехать в Китай, чтобы встретить бедолаг в таком отрепье?
На многих станциях я видела людей, выстроившихся в очередь у ларьков, торговавших хлебом, и я решила, что его доставляли туда поездом: нашим или одним из тех, что стояли рядом на путях. Наверное, некоторых покупателей мучил голод: купив батон, они тотчас же жадно откусывали от него кусок. У других прилавков, окруженных менее густой толпой, люди протягивали продавцам небольшие бутылки. По- видимому, там разливали спиртное. Во всем этом отнюдь не чувствовалось благополучия и веселья.
— Неужели обитатели здешних краев не могут сами печь хлеб? — спросила я переводчика. — Почему они ждут, когда его привезет поезд?