ПОД ГРОЗОВЫМИ ТУЧАМИ . НА ДИКОМ ЗАПАДЕ ОГРОМНОГО КИТАЯ .

Как-то раз после обеда я отправилась на вокзал встречать вышеупомянутую французскую даму, которая возвращалась домой после недолгой поездки в Пекин. На перроне толпились охваченные волнением люди; многие из них держали в руках флажки с надписями. Что же должно было произойти? Кого они встречали с таким воодушевлением? Я склонялась к мысли, что все ждали какого-то прославленного генерала или известного политического лидера.

И вот поезд прибыл на вокзал. Толпа приветствовала его бурными аплодисментами. В одном из окон мелькнуло хорошенькое личико младенца, а затем из вагона вышел щуплый китаец в добротном европейском костюме. Его встречали почтительными поклонами; образовался кортеж, и стройный китаец направился в отель «Шаньси» в сопровождении поклонников с флажками.

Я только что увидела вторую театральную знаменитость Китая, господина Чэна (главной мужской звездой китайской сцены был господин Мэй Ланьфань).

Я не знаю, уместно ли здесь выражение «мужская звезда», ибо, хотя в обычной жизни это мужчины, они снискали лестную артистическую славу в женском обличье. В самом деле, двое вышеназванных актеров, как и множество их собратьев по сцене, не столь любимых зрителями, играют только женские роли, причем роли любовниц.

По-видимому, китайские любители Мельпомены испытывают величайшее эстетическое наслаждение, глядя на этих жеманных, нещадно накрашенных мужчин в женских нарядах, декламирующих или распевающих на сцене в старинном стиле, с необычными кудахтающими и воркующими звуками, причем их диапазон колеблется от сверхвысоких нот до хриплых горловых тонов.

Кроме того, мне доводилось видеть женщин, играющих мужские роли и даже роли военных. В одном из театральных спектаклей, поставленном в Ханькоу, прелестная китаянка изображала сварливого задиристого генерала, а «супругу» играл мужчина высокого роста. Чудовищный

контраст в бурной сцене ревности, которую маленькая актриса-генерал устраивала верзиле в наряде благородной дамы минувших времен, отнюдь не смущал зрителей — никто из них не замечал комического парадокса и даже не думал смеяться.

Господина Чэна я видела в Пекине в роли влюбленной кокетки, в которой, по мнению знатоков, он был великолепен. У этой пьесы было довольно странное название: «Ухаживая за дамой на крыше». Оно невольно наводило меня и других зрителей-иностранцев на мысль о кошачьей любви — в самом деле, звуки, издаваемые исполнителем главной роли и его собратом по сцене, весьма напоминали «концерты» влюбленных котов на крышах, призывающих своих подружек.

Разумеется, я не узнала г-на Чэна в мужском костюме. После этого я неоднократно сталкивалась с актером в гостинице: на лестничной клетке, когда он провожал посетителей, рассыпавшихся в поклонах, и в гостиной, где он беседовал с какими-то господами. Актер выглядел молодо. Возможно, моложавый вид придавали ему розовые, слегка нарумяненные щеки. Скорее всего это была только видимость, ведь требуется немало лет, чтобы добиться подобного успеха. Сопернику г-на Чэна, Мэй Ланьфаню, как мне говорили, перевалило за сорок, но он по-прежнему играл роли юных пылких любовниц, возбуждавших чувственные желания.

В Китае говорят, что эти актеры — мужчины, играющие женские роли, вызывают бурные страсти и доводят многих до разорения, подобно великосветским куртизанкам и народной игре под названием «мацзян». Разумеется, я ничего не знаю о частной жизни китайских театральных знаменитостей, но мужская любовь существует повсюду. Древние греки воспевали ее, полагая, что ее приверженцы обладают более мужественной натурой, чем те, что предпочитают женщин.

Я сомневаюсь, что китайцы, питающие пристрастие к такой любви, руководствуются подобными соображениями. Считается, что причина кроется в традициях Древнего Китая, где женщины были исключены из общественной жизни, что побуждало мужчин заменять их красивыми юношами. Правила хорошего тона раньше не допускали и до сих пор не допускают в китайской глубинке, чтобы мужчина появлялся в обществе с женщинами, будь то его законная супруга, любовница или гетера. В пирах и праздниках участвовали только мужчины, и для увеселения собравшихся зажиточные китайцы обычно приглашали молодых людей: опытных и начинающих актеров либо просто красивых юношей, выступавших в качестве «забавников», примерно так же, как японские гейши. То были сомнительные утехи, тем более, что подобные любовные связи ни у кого не вызывали осуждения.

Некоторые полагают, что нынешняя женская эмансипация будет способствовать искоренению этих обычаев. По их утверждениям, мужчина, имеющий возможность ужинать с любовницей в ресторане или сидеть с ней в театральной ложе, будет менее склонен предпочитать компанию юнцов. Я не знаю, стоит ли прислушиваться к такому мнению.

Эти рассуждения увели меня далеко от Тайюаня, куда нам пора возвратиться.