Читаем ПОД ГРОЗОВЫМИ ТУЧАМИ . НА ДИКОМ ЗАПАДЕ ОГРОМНОГО КИТАЯ . полностью

Примерно в трех километрах к востоку от окраины Дацзяньлу на возвышенности находится очень глубокий естественный колодец, куда сбрасывают трупы здешних бродяг и бедняков, чьи семьи не имеют


350

На Диком Западе огромного Китая

средств на покупку гроба и достойные похороны. В этот колодец работницы и опорожняли свои корзины.

Мне доводилось встречать в горных районах Сычуани гробы, оставленные в поле или на обочине дороги, но такое случалось чрезвычайно редко. В Сикане, напротив, это распространенное явление. Однако столь примитивный способ погребения использовался не всегда, ибо достаточно часто встречаются отдельные, очень древние могилы или кладбища, состоящие из небольших, основательно построенных башен либо курганов, опоясанных мощными невысокими стенами, заросшими с годами дерном и дикими цветами.

Вероятно также, что до проникновения китайцев в Кам местные жители, как и тибетцы, сжигали покойных и крайне редко воздвигали склепы для сохранения их праха.

Некоторые современные надгробия, напоминающие по форме купола, торчат из земли, словно гигантские грибы. Но подобных могил немного — обитатели Дацзяньлу и его окрестностей предпочитают просто оставлять гробы на земле.

Это тем более удивительно, что семьи покойных тратят огромные средства на траурные процессии, религиозные обряды, подаяния и поминки, призванные обеспечить усопшему благополучие в загробном мире. Очевидно, это служит скорее удовлетворению тщеславия родни.

Во время похорон больше всего бросаются в глаза стяги, представляющие собой длинные матерчатые или бумажные полотнища, прикрепленные к шестам; они отличаются друг от друга качеством ткани: одни знамена изготовлены из красивого однотонного атласа с вышитыми узорами; другие — из ситца, кисеи и, как уже было сказано, из бумаги. На большинстве из них красуются надписи, напоминающие о почетных званиях покойного или воздающие непомерную хвалу его добродетелям и благим делам.

Друзья усопшего отправляют эти флаги к нему домой, подобно тому как мы приносим на похороны венки; сыграв свою роль в погребальном шествии, приятели возвращаются к родственникам умершего.

Если у человека не было друзей, которые могли бы прислать достаточное количество знамен, его близкие заказывают их за свой счет, дабы придать траурной процессии подобающий вид. Если родные не в состоянии нести такие расходы и в то же время не хотят ударить лицом в грязь, они обращаются к владельцу похоронного бюро, который одолжит им стяги, а затем заберет их по окончании церемонии. У хозяев подобных контор всегда припасено множество шелковых или бумажных полотнищ с довольно расплывчатыми хвалебными надписями, пригодными для любого случая.

Несмотря на весь этот показной блеск, похороны толстосумов Дацзяньлу были более чем безвкусными и скорее производили впечатление какого-то жалкого карнавала.

Было принято прибегать к помощи нищих бродяг* — им поручали нести гроб, небольшой алтарь, на котором покоилась записная дощечка с обитающим в ней духом покойного или, по более современному обычаю, с его портретом, а также знамена. Эти вшивые, неописуемо грязные оборванцы, калеки и слепцы, ведомые такими же бедолагами, кое-как брели скопом. Знаменосцы прижимали ткань полотнища к древку, чтобы она не мешала им шагать, мяли в своих перепачканных пальцах дивный атлас и светлый муслин, а шесты, которые они редко несли в вертикальном положении, сталкивались, цеплялись друг за друга и царапали стены домов в проулках, придавая этому шествию отверженных видимость уличной потасовки.

За нищими шли китайские музыканты (на пышные похороны приглашали два оркестра): даосы с кимвалами, буддисты с гьялингами и рагдон- гами небольшого размера, причем в обоих оркестрах были барабаны.

В траурной процессии также принимали участие представители низшего буддийского духовенства в большем или меньшем количестве и монашки-послушники девяти — пятнадцати лет. Они были одеты ничуть не лучше шагавших впереди оборванцев и не уступали им по части грязи. Музыканты-даосы и миряне, как правило, были опрятно одеты.

В Китае делают очень тяжелые гробы, за исключением тех, что предназначены для самых бедных покойников, и накрывают их саваном. В зависимости от степени достатка семьи это либо покров из красного атласа с великолепными узорами на пышных похоронах, либо стеганое одеяло европейского типа, красное шерстяное одеяло либо обычный кусок ситца.

Нередко к гробу привязывали петуха, якобы способного устранить с пути покойного злых духов. Птицу не приносили в жертву, а возвращали после церемонии владельцу.

Почти всегда гроб обвязывали двумя веревками, обмотанными белой материей, как бы для того, чтобы его тянуть. Между веревками, держась за каждую из них рукой, шли мужчины — ближайшие родственники покойного или покойницы. Позади гроба держались более дальние родственники, друзья и множество знакомых, присоединявшихся к траурной процессии по долгу вежливости.

Если хоронили мужчину, мужчины следовали за гробом первыми. Если речь шла о женщине, женщины возглавляли шествие, а мужчины шли за ними.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное