Я прекрасно знаю, что в большинстве стран общественное мнение раньше поощряло подобные браки — считалось, что девушка готова отдаться любому мужчине, за которого ее выдали замуж. Возможно, некоторые молодые китаянки все еще смиряются со своей участью, уступая в этом отношении даже животным. Так, собаки и лошади, которые у меня были, весьма красноречиво отдавали предпочтение определенным самцам и отвергали других, пуская в ход зубы и копыта.
Иностранцам, выступающим в качестве просветителей, следовало бы избегать набивших оскомину ошибок, противоречащих нормам морали.
Нередко браки, заключенные по воле миссионеров, оказываются несчастными. Я была свидетельницей нескольких таких прискорбных случаев.
Некоторые из самых привлекательных и выносливых воспитанниц миссионеров, то ли в силу естественной склонности, то ли из страха перед непосильным трудом, ожидающим их в семье будущего супруга, или же под влиянием монахинь, принимают решение остаться в монастыре. Другие выбирают не семейную или религиозную стезю, а другое призвание. Они «становятся девственницами», по образному выражению миссионеров. «Девственницы» — это девушки, ежегодно дающие обет безбрачия; они работают учительницами в сельских филиалах миссии. Воспитанницы приюта передают девочкам элементарные знания и в первую очередь обучают их катехизису и молитвам.
По истечении ежегодного периода безбрачия «девственницы» могут перейти в другое качество и даже, как мне говорили, если во время одного из таких периодов они пожелают вступить в брак, их могут освободить от обета.
Эти учительницы, некоторые из которых уже немолоды, очевидно, очень довольны относительно независимым и вольготным образом жизни, который они ведут в сельских приходах.
Описав бытие наиболее успешных питомиц миссионеров, я скрепя сердце вынуждена рассказать и о других воспитанницах, больных или калеках, не пригодных ни для брака, ни для работы в качестве школьных наставниц, ни для пострига. Жизнь этих несчастных была печальной, а их будущее казалось еще более беспросветным.
Я умышленно наблюдала за двумя такими горемыками в течение нескольких лет и нередко желала им внезапной легкой смерти, которая освободила бы их из неволи.
Как ни странно, обе девушки были одинаково парализованы: правая рука у них не действовала, и вдобавок та китаянка, что была моложе, хромала. Старшая из калек была настоящей красавицей; она почти все время молчала и, вперив взор в пространство, производила впечатление погруженной в свои мысли. Монахини считали ее слабоумной, но, возможно, она просто была удручена своим жалким положением.
Эти девушки были обречены на труд носильщиц. С корзиной за спиной, мотыгой или лопатой в руках они лазали по склонам окрестных гор, собирая камни или песок. Надо было обладать ловкостью акробата, чтобы ухитриться одной рукой забросить эти предметы в корзину через плечо. Когда бедняжкам попадались тяжелые камни, с которыми они не могли справиться, другие девочки наполняли их корзины, нагружая своих немощных подруг как навьюченный скот. Все воспитанницы, как я говорила, периодически выполняли эту работу, но обе калеки были вынуждены ежедневно таскать на себе тяжести.
Когда требовался навоз, который смешивают с содержимым выгребных ям для орошения садов, несчастные со скребками в руках и корзинами за спиной отправлялись чистить стойла и долго курсировали между хлевом и монастырем со своими липкими зловонными ношами.
Временами они как заведенные таскали картофель, репу или другие овощи; с утра до вечера можно было видеть, как они бредут, тяжело дыша, надрываясь под тяжестью своих грузов.
Разумеется, добротная одежда пришла бы в негодность от такого каторжного труда. Доводя эти соображения до крайности, воспитательницы одевали своих подопечных в лохмотья; более того, девочкам приходилось ходить зимой, при температуре минус десять градусов, босиком. Правда, это случалось нечасто — как правило, они обматывали ноги тряпьем, на манер китайских крестьян. Но достаточно того, что такое вообще могло произойти.
Как относиться к женщинам, тиранящим подобным образом несчастных малюток, не способных ни постоять за себя, ни убежать? Следует ли расценивать их поведение как свидетельство закоренелой порочности?.. Ничуть не бывало. Монахини лишь бессознательно выработали у себя особую черствость, не позволявшую им содрогаться при виде чужих страданий.
Люди, ошибочно полагающие, что боль полезна и благотворна, что она — «наша лучшая подруга», как говорила мне одна из сестер, представляют опасность в любом обществе. Эти безумцы, всегда готовые страдать и даже с удовольствием истязающие себя, с такой же неизменной готовностью мучают других людей.
Давайте-ка лучше перейдем к более приятной теме.
Поговорим об отрядах скаутов, в которые входят и мальчики, и девочки. Дети относятся к этой игре необычайно серьезно. Маленькие карапузы четырех-пяти лет всем своим поведением показывают, что им известно, каким важным делом они занимаются.