Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая

Дабы заполучить желаемое, эти порочные люди принимаются торговаться с богами, считая их такими же продажными, как они сами. Просящие коварно обхаживают идолов, осыпая их знаками почтения, умножая число поклонов и приношений, не скупясь на фимиам и зажигая лампады на алтарях. Некоторые изводят богов просьбами, которые звучат едва ли не угрожающе, либо стараются соблазнить посулами. Верующие присовокупляют к мольбам всевозможные доводы, подсказанные их скудными умами, дабы обосновать справедливость своих притязаний, и даже считают, что они по праву заявляют о своих желаниях. В молитвенниках печатают поразительные образчики подобных просьб. Так что же говорить о молчаливых требованиях, посылаемых небесам представителями всех конфессий?

Вера подавляющего большинства сводится к торгу, причем к откровенному. Один мой знакомый, очень милый епископ, этого не скрывал. Как-то раз за ужином я сказала:

— Ваше преосвященство, коль скоро вы стараетесь получить что-нибудь с помощью молитв, добрых дел и умерщвления плоти, будь то даже райское блаженство, вы занимаетесь торговлей.

— Разумеется! И весьма выгодной торговлей! — искренне воскликнул прелат с непоколебимой уверенностью.

Я уже слышала подобные речи от цейлонских буддистов. В одной газете опубликовали мою статью, где приводились рассуждения о том, что низко и даже подло приобретать заслуги, исключительно для извлечения выгоды.

Дающий еду бедняку, страдающему от голода, утверждала я, должен испытывать удовлетворение от того, что человек, которому он помог, больше не испытывает невзгод. Почему же люди не ценят прекрасные результаты таких порывов, а возлагают все надежды на то, что это подаяние в виде куска хлеба обеспечит им в будущем здоровье, успех в делах или благосостояние? Почему верующий не утешится мыслью, что благодаря милосердным поступкам он избавляется от склонности к эгоизму, развивает чувство сострадания, совершенствуется в нравственном отношении и обретает способность облегчать долю еще большего количества страждущих? Почему его не радует сознание того, что подобным образом он приближается к духовному совершенству? Неужели духовные добродетели кажутся людям столь несущественными, что они направляют все свои помыслы лишь к материальной выгоде и осуществлению честолюбивых планов либо к мечтам о богатстве в следующей жизни и бесконечных удовольствиях в райских кущах? Отклики не заставили себя ждать. Никто из читателей не отрицал преимущества позиции, за которую я ратовала, но почти все они приходили к пессимистичному заключению. «Подавляющее большинство людей, — заявляли мои собеседники, — никогда не совершили бы благородный или благочестивый поступок, если бы не рассчитывали извлечь из этого какую-нибудь выгоду»[29].

Вероятно, протестанты станут возражать, утверждая, что не верят в возможность заслужить вечное блаженство, не говоря уже о других, гораздо менее значительных благах. Всё является безвозмездным даром Всевышнего.

Что ж! Это мнение мне знакомо. Более двух столетий назад, во времена короля-Солнца^{67}, кое-кто из моих предков терпел страшные муки во имя своей веры. Но действительно ли этот дар является безвозмездным? Наверное, с тех пор роли поменялись, и люди считают, что само Божество предлагает им сделку: «Если ты в это веришь, тебе обеспечено спасение; если не веришь — геенна огненная».

Напрашивается еще один вопрос: всякий ли человек удостаивается такой сделки? К сожалению, нет, отвечают святой Павел[30], святой Августин^{68}, Кальвин^{69} и другие, ибо по неведомым нам причинам, известным только Богу, Создатель обрек некоторых своих детей на погибель. Возможно, отзвук этой теории слышится в одной из фраз новейшего сборника католических молитв:[31] «…тот, кто самовластно вершит судьбы, ни перед кем не отчитываясь».

Большинство людей не допускают и мысли о том, что Бог лишен всякого пристрастия и, владея всеми благами, щедро раздает их без каких-либо условий.

В Индии верующие, поклоняющиеся Вишну^{70}, говорили мне: «Любовь необъяснима. Человек любит, так как он не может не любить — это врожденное, стихийное чувство. Мы любим Бога не потому, что Он любит нас или может сделать нас счастливыми — причина этой любви нам неизвестна, и мы не пытаемся ее понять. Все наши рассуждения на данную тему были бы бесполезными, ибо наш разум не в силах постичь Бога и его деяния.

Однако даже если бы Всевышний обрек нас на вечные муки, мы все равно бы Его любили[32] и едва ли не радовались бы своим страданиям, ведь коль скоро Он подвергает нас этой пытке, значит, ему так угодно. Какую бы цену Он ни заставлял нас платить за свою любовь, тот, кто поистине любит, не может не испытывать несказанную радость оттого, что доставляет Богу это удовольствие».

Я не разделяю убеждений приверженцев Вишну, но преклоняюсь перед этими «язычниками», избавившимися от религиозного меркантилизма.

Подобные мысли приходили мне в голову, когда я смотрела на паломников, молившихся в храмах Утайшаня.