Под юбкой у фрейлины

Сидящий по-турецки на ковре дородный Санта-Клаус в бордовой шубе с двумя маленькими запотевшими бутылочками в руках похотливо смотрел в стеклянный шарик, внутри которого позировала полураздетая красавица, похожая на молодую Мэрилин Монро. Рядом с ней — запорошенный снегом цветочный домик, игрушечный олень, увенчанный светящейся короной, ухмыляющийся гном с молоточком в руках и здоровяк-снеговик, увитый электрической гирляндой.

Перед тем. как войти в автобус, моя подруга помахала мне на прощанье белой сумочкой. Показав перед этим рукой на рекламу, повертев пальцем у виска и пожав плечами.

После ее отъезда мне стало грустно, я сел в плетеное кресло и закрыл глаза. Когда я очнулся, во мне перекрестным эхом вовсю пело предчувствие — ты больше не увидишь ее, не увидишь никогда, никогда…

Идти купаться расхотелось, но я все-таки пошел туда, вниз, в приморский городок Миранду, за которым простиралось ослепительное, обморочно-синее море.

Не нужно мне было спускаться в Миранду!

Может быть, еще не было поздно изменить судьбу?

Надо было послушать мою благоразумную подругу, вызвать такси пораньше и дождаться отлета, сидя в аэропорту, в мягком кресле, с чашечкой капучино, под кондиционером.

Хотела побыть одна? Ничего нет легче этого. Сели бы в кресла, смотрящие в разные стороны.

Но нет, я упрямо зашагал к морю… и тут же понял, что дело дрянь. Кто-то срыл аккуратную дорожку, вымощенную красным кирпичом, вьющуюся от нашего бунгало причудливым серпантином до самого центра Миранды, а склон холма засадил колючим кустарником, разбросал повсюду битые кирпичи, осколки стекла, ржавые консервные банки, иголки, спицы, ножи, пилы, рыболовные крючки…

Кто-то содрал с меня летнюю одежду и напялил на меня жаркую красную шубу, безобразный колпак с опушкой из белого меха, свиные рукавицы, безразмерные ватные штаны, снял с меня мои легкие туфли и обул мои ноги в грубые сапоги.

Препоясал меня широким кожаным ремнем. Превратил в одно мгновение мою недельную рыжую щетину в окладистую седую бороду. Закинул мне за спину мешки с пылающими углями.

Может быть, я спятил? Нет. скорее спятил окружающий меня мир.

И вот я. новоиспеченный Санта-Клаус, пыхтя и ворча, спускаюсь с холма, иду в Миранду, продираюсь сквозь кустарник к синему морю.

Под ногами у меня хрустит.

В ушах стреляют пушки.

Перед носом летают всякие твари.

В голове у меня пусто.

На спине — тяжелые мешки.

Но я иду, иду, упрямо, как безумец…

Шипы впиваются в мою кожу, корявые ветки хлещут меня по лицу, стекляшки и лезвия режут мне руки, ржавые банки виснут пьявками на рукавах и воротнике.

Я спотыкаюсь и падаю.

Качусь.

Ползу.

Встаю и иду.

Скоро… скоро, уговариваю я сам себя, ты спустишься с холма, сдашь проклятые мешки в камеру хранения… сбросишь с себя эту меховую рухлядь, этот дешевый маскарадный костюм и нырнешь голый в прохладную прозрачную водичку! Она вылечит твои раны, взбодрит и успокоит тебя. После купания ты украдешь на пляже чьи-нибудь шорты и пойдешь к старухе-гадалке, предсказавшей тебе три дня назад за сотню зеленых долгую счастливую жизнь, а твоей подруге — скорое освобождение от влияния негативных созвездий, она разложит карты и объяснит тебе, что с тобой приключилось. Потом забежишь в Синий попугай к знакомому бармену, займешь у него денег, выпьешь хереса и расспросишь его обо всех этих чудесах. Может быть, ты не первый, с которым случилось такое. Миранда — место необычное, странное, чем черт не шутит. А бармены знают все. На худой конец обратишься в полицию или свяжешься с консульством. Заберешь свои чемоданы и поедешь в аэропорт. И все будет как раньше.

Очень скоро я убедился в том, что никакого раньше больше нет.

Городок Миранда исчез.

Вместо шумного рыбного базара, на котором мы не раз покупали глянцевую рыбу с темно-синими глазами и лиловыми плавниками, вместо украшенных разноцветными китайскими фонариками улиц, уютных ресторанчиков, баров, где подавали лучшие на побережье тапасы, — пустая, мощеная брусчаткой площадь. Широкая и круглая, как площадь перед собором Святого Петра в Риме. Без домов, деревьев, людей. Без автостоянки и без романской церкви святого Мартина, в которую моя подруга непременно заходила перед тем, как направиться со мной на пляж.

Я зарычал от разочарования и боли и побежал по булыжникам в сторону моря как старый кентавр из известного романа. Гремя консервными банками как автомобиль новобрачных. Я скакал так быстро, что чуть не подавился собственной бородой.

Вот и знакомые дюны…

Но… где же вода, где пляж, лежаки, купальщицы, где продавцы апельсинового сока и мороженого? Куда девались тысячи тонн сверкающего белоснежного песка, где знаменитые двадцатиметровые волны, образующиеся тут из-за скрещивающихся течений?

Где кабинки для переодевания, в которых так остро пахло менструальной кровью?

Там. где еще утром загорали и купались туристы, зияла пропасть.

С ее дна. из зловонного чрева земли, поднялся, прямо у меня на глазах, грохочущий многокилометровый смерч. Я даже не успел его как следует рассмотреть, как он уже подхватил меня, завертел и швырнул в небеса.

С тех пор я спутник.