Было воскресенье. Супруги Ивановы выходили изъ русской церкви послѣ обѣдни и поразились тѣмъ количествомъ французскихъ нищихъ, которыхъ они встрѣтили на паперти и около паперти на авеню, идущемъ мимо церкви. Тутъ были хромые, слѣпые, безрукіе. Вдовы старухи съ подвязанными скулами совали Ивановымъ въ руки замасленныя свидѣтельства о бѣдности. Мужчины на костыляхъ протягивали къ нимъ створки раковинъ, побрякивая лежащими на нихъ мѣдяками. И здѣшніе папертные нищіе, такъ же какъ на Плажѣ, были прилично одѣтые. Одинъ безногій молодой человѣкъ, очень красивый, былъ даже въ красномъ галстукѣ шарфомъ, молодая дѣвушка блондинка, приведшая слѣпую старуху, имѣла на груди и въ волосахъ по розѣ, очень кокетливо приколотыхъ. Дамы, выходившія изъ церкви, очень усердно надѣляли нищихъ мѣдными монетами.
-- Сколько русскихъ-то было въ церкви!-- говорила мужу Глафира Семеновна.-- Я никогда не могла себѣ представить, чтобъ здѣсь была такая большая русская колонія.
-- Еще-бы... А сколько денегъ на блюдо-то клали! Московскій фабрикантъ сто франковъ положилъ. Я самъ видѣлъ, какъ онъ положилъ стофранковый билетъ, когда староста съ блюдомъ шелъ. Оглотковъ далъ золотой. Мадамъ Оглоткова -- тоже.
-- А какіе костюмы-то! Вотъ куда одѣваются. Хорошо, что я свѣтлое шелковое платье надѣла и большую шляпку,-- продолжала Глафира Семеновна.-- Моя шляпка положительно произвела эфектъ. Даже длинноносая графиня на нее заглядѣлась.
-- Шляпка двухспальная, по своей величинѣ, что говорить!-- отвѣчалъ супругъ.
Передъ церковью, на тротуарѣ, остановились мужчины и дамы, вышедшіе послѣ обѣдни и отыскивающіе своихъ знакомыхъ. Когда супруги проходили мимо этой шеренги, ихъ окликнулъ докторъ Потрашовъ.
-- Ѣдемъ сегодня въ Байону?-- спросилъ онъ.
-- Ѣдемъ, ѣдемъ. А гдѣ ваша тетушка? Ее не было видно въ церкви,-- спросила Глафира Семеновна.
-- Вообразите, не пошла. Говоритъ, что собаку не на кого оставить. Хотѣла поручить горничной корридорной, но собака укусила горничную.
-- Какъ-же она въ Байону-то поѣдетъ?
-- Вмѣстѣ съ собакой.
-- Но вѣдь надо быть въ циркѣ.
-- О, она и въ циркѣ будетъ держать ее на колѣняхъ. Вы не знаете, какая это собачница! У ней, кромѣ этой собаки, еще пять собакъ въ Москвѣ осталось,-- разсказывалъ докторъ.
Часа черезъ два супруги Ивановы снова встрѣтились съ докторомъ у трамвая. Докторъ былъ съ теткою, а тетка съ собакой. Они уже ожидали супруговъ Ивановыхъ и сидѣли въ деревянной буточкѣ, выстроенной для укрытія публики отъ дождя и солнца. Поѣздъ трамвая еще не приходилъ. Николай Ивановичъ закурилъ папироску и сталъ разсматривать деревянныя стѣны буточки, испещренныя карандашными надписями. Вдругъ онъ воскликнулъ:
-- Балбесовъ! Мишка Балбесовъ былъ здѣсь въ Біаррицѣ.
-- Кто такой?-- спросилъ докторъ.
-- Михаилъ Иванычъ Балбесовъ. Мусорный подрядчикъ. Подрядчикъ по очисткѣ мусора и снѣга въ Петербургѣ. Вотъ его подпись: Мишель Балбесовъ. Какова цивилизація-то! Мусорщики русскіе по Біаррицамъ ѣздятъ. Надо расписаться и мнѣ. Безъ этого нельзя. Пускай знаютъ, что и мы были.
Онъ вынулъ изъ кармана карандашъ и начерталъ на стѣнѣ:
"Николай Ивановъ съ супругой изъ Петербурга".
-- На Везувіи расписывались, въ Помпеѣ расписывались, въ Ватиканѣ расписывались, такъ какъ-же въ Біаррицѣ-то нигдѣ не расписаться!-- продолжалъ онъ.
-- Везувій или желѣзнодорожная будка!-- попробовала замѣтить жена.
-- Плевать! Пускай насъ и на Везувіи и на Атлантическомъ океанѣ знаютъ.
Но вотъ подошли вагоны трамвая, вернувшіеся изъ Байоны и публика стала садиться въ нихъ. Вагоны были открытые и закрытые. Около нихъ бродили дѣвочки-цвѣточницы и продавали букетики фіалокъ, бѣлой и красной гвоздики. Онѣ такъ упрашивали поддержать ихъ коммерцію, что на просьбы ихъ нельзя было не согласиться. Супруги Ивановы и докторъ съ теткой, сѣвшіе въ открытомъ вагонѣ, чтобъ видѣть дорожные виды, мимо которыхъ придется проѣзжать, также украсились цвѣтами. Мужчины взяли красныя гвоздики въ петлички, а дамы букетики фіалокъ, при чемъ тетка Потрашова, мадамъ Закрѣпина, взяла два букетика одинъ изъ нихъ прикрѣпила къ ошейнику собаченки, говоря:
-- О, эта собака также съ развитымъ вкусомъ. Вы не повѣрите, какъ онъ любитъ цвѣты! Онъ не только нюхаетъ ихъ, но и ѣстъ. Да вотъ вамъ... Бобикъ... Возьми...
Старуха Закрѣпина протянула своему песику фіалку. Онъ понюхалъ и тотчасъ-же сжевалъ ихъ. Старуха продолжала:
-- Вы знаете, онъ вегетаріанецъ. Какъ это ни странно вамъ покажется, но отъ мяса онъ отворачивается и положительно любитъ яблоки, груши и сливы. Надо вамъ сказать, что на святкахъ я дѣлаю моимъ собакамъ елку. Такую-же елку, какую дѣлаютъ дѣтямъ. Украшаю ее свѣчами, фонариками, конфектами, пряниками и говядиной. Сырой говядиной, которую я привѣшиваю маленькими кусочками къ елкѣ. И что-же вы думаете? Другимъ моимъ собакамъ сырой говядины только подавай, а Бобка мой только конфекты, пряники и фрукты ѣстъ, а къ говядинѣ не прикасается.
-- Вы собакамъ елку дѣлаете?-- удивилась Глафира Семеновна.
-- Дѣлаю, душечка... И если-бы вы видѣли, какъ онѣ радуются на нее! Прыгаютъ, лаютъ.