Под каменным небом. В глубинах пещер. Том IV

Водопад, создавший редчайшие перлы, уже пересох. И потому, что вращающиеся движения струй давно прекратились, жемчужины уже не имеют присущей им строго сферической формы: одни покрыты наростами, другие приросли к полу. И все-таки это жемчуг, драгоценный жемчуг земли, ценящийся значительно выше, чем обычный жемчуг морей.

К тому времени, как Ваган добирается к месту находки, Петров уже спрятал лучшие экземпляры и опять на ногах:

— Быстрее... не отставай!

«Не отставай. Скажите, пожалуйста!.. Ой, будет шишка на лбу... Опять ползать? Эх, Ваган, Ваган! Зачем ты пошел с таким человеком? Как я тогда сказал? Дружба требует жертв?.. Черт бы ее побрал!»

Последнее, мысленное, восклицание относилось, конечно, не к дружбе, а к очередной колонне, о которую он стукнулся затылком...

— Вай-вай! Чего ты полез? Чтоб тебе провалиться в...

Фраза, обращенная к сталактиту, осталась незаконченной, так как провалился, к сожалению, сам Ваган. Хорошо, что яма неглубока, и неудачник выбирается из нее без посторонней помощи. Но его красный свитер окончательно принимает глинисто-желтый оттенок, а туфли совсем исчезают под слоем грязи. Вернувшийся из разведки Петров застает вконец разъяренного спутника, честящего разом все мерзкий «пещера» и тех, кто их «повыдумывал».

— Константин Александрович, делай, что хочешь, не пойду! Что я — летучий мышь или змея? Я простой человек, техник-строитель. Ползать не могу, летать не могу. Зачем я тебе?

— Хорошо, Григорян, возвращайся. Но будь осторожен — замечай следы, смотри на стрелки… Я пойду сам... Не впервой... — сердится Петров.

Странные следы

Последствия подводного взрыва были ошеломляющими: речка исчезла, скрывшись в нижние горизонты, свод бывших сифонов рухнул всей массой, приоткрыв грот сказочной красоты. В его свежих изломах засверкали зеленые флюоресцирующие огоньки.

— Природа открывает нам зеленую улицу, — шутит Боря. — А ну-ка полный вперед!

Но в душе его таится невеселая мысль:

«А что если мы не первые? Ведь какой-то человек нырял в сифон и добрался до зала, похожего на осьминога... Может, мы заблудились? Почему этот зал не встречался нам до сих пор?»

И тут его осеняет:

«Попытка проникнуть в сифон, конечно, не удалась: ведь шланг водолазной маски был оборван. Да и выступы в сифоне не сбиты. Значит, «Эн Бэ» проник в лабиринт каким-то другим, вероятно сухим, путем. Вот бы найти этот ход!»

Предположения Бориса, которыми он поделился с друзьями, подтвердились на шестнадцатом километре пути, после двадцатого по счету сифона: на высокой террасе, не затопляемой даже в половодье, показались следы. Так как в пещерах нет ни дождя, ни ветра, следы хорошо сохранились, и Коваленко сумел их «прочесть»:

— Шагал высокий, но не очень тяжелый... вероятно, худощавый человек. Он прихрамывает на левую ногу... Вышел этот человек из бокового хода. Вот и значок «Эн Бэ», а под ним — тюбик масляной краски.

— Боря, иди-ка сюда. «Эн Бэ» выходил на разведку не только вниз по реке — до сифона, но и вверх. Только...

— Туда, вверх, шаги сравнительно мелкие, спокойные... А обратно — крупные, да и размеры их разные... Каблук с силой вдавливался в глину. Человек бежал... Что его могло напугать?

Все трое тревожно всматриваются вдаль. Однако впереди не видно ничего движущегося, кроме торопливой реки; не слышно и подозрительных звуков.

— Просто, не выдержали нервы «Эн Бэ», — решает Снежков.

— Ух, как я испугалась!

— Напрасно. Он был один, а нас трое. Костя, пошли по следам. Не такый страшный черт, як його малюють!

Два фонаря гаснут, горит лишь один — у Бори. Четкая цепочка следов исключает поиски нужного направления, да и шел, видно, опытный человек. А вот обратно... Спотыкался... Даже упал.

Еще сотня метров, и впереди вырисовывается преграда. Она похожа на спину вымершего ящера, перегородившего необычайно высокий здесь туннель поперек. Вблизи — это монолитная стена с откосом, напоминающая плотину; высота ее метров двадцать! По трещинам в толще «плотины» сочится вода. И всюду между ленивыми струйками белеют какие-то нити, сплетающиеся в кружева.

— Да ведь это же гифы! Грибные гифы! — радостно восклицает Костя. — Очень примитивные, но все же растения. Первые на нашем пути...

Разведчики недр поднимают головы, Боря выключает свет: в темноте обостряется слух. Теперь вода не просто шумит, а звенит на все голоса.

«Вот так звучала она когда-то, когда нас не было. Так будет звучать и тогда, когда нас не будет, — настраивается на философский лад Костя. — Проходят годы... Капля льется за каплей, а в результате разрушается даже и камень. Горы и те не вечны... Они рождаются, стареют и погибают. Что же говорить про человека! Вечно одно лишь движение, не-прерывное становление форм... И верно ли мы поступаем, когда проводим резкую грань между живой и “неживой” природой?»