А на площади – человеческое море, затопившее не только мостовую, но и прилегающие улицы. Люди заполонили все балконы. Над пилотками и военными фуражками, горскими папахами и кубанками, черными платками вдов и матерей погибших сынов трепетали военные знамена, транспаранты и плакаты.
Костя вглядывался в сбитую за ночь трибуну, покрытую кумачом, которая поднялась посреди густого человеческого моря и с которой гневно и страстно звучали знакомые еще с мирных времен голоса академиков Орбели и Бериташвили, Героя Советского Союза Гакохидзе и бакинского нефтяника Харитонова, и очень выразительно – писателя Киходзе, поэта Самеда Вургуна и народной артистки СССР Айкунаш Даниэлян. Их голоса сливались в единый могучий голос, звавший на беспощадную борьбу с фашистскими захватчиками. И этот голос, усиленный громкоговорителями, слитый воедино в «Воззвании ко всем народам Кавказа», грозно гремел над тысячеголовой площадью:
– Мы превратим в неприступные рубежи каждую горную тропу, каждое ущелье, где врага будет ожидать неумолимая смерть!
Седоголовый Кавказ отдавал социалистической Родине все – сотни тысяч сынов и дочерей для фронта, богатства свои – высококачественный бензин и каучук, марганец и медь, боеприпасы и снаряжение.
Легкое, осторожное прикосновение к плечу вывело Костю из задумчивости. Рядом остановился статный майор, глядевший дружелюбно, по-товарищески, словно давно уже они были близки. Но память не изменяла Калине: они виделись впервые.
– Капитан Калина? – спросил майор, хотя было ясно, что и сам он уверен в этом, и посему, вероятно не ожидая ответа, тихо добавил: – Еле разыскал… Я из Управления контрразведки фронта. Моя фамилия Тамбулиди. Зовут Анзор. Едемте со мной – вас ждут. Машина за углом.
Костя заколебался, вспомнив госпитальный режим, но белозубый майор весело развеял его сомнения:
– Не волнуйтесь, Тамара Сергеевна разрешила везти вас. Без обеда тоже не останетесь. Это я беру на себя. Шашлык по-карски не гарантирую, но «второй фронт» имеется.
– Убедительно! – согласился Костя. – Уговорили…
…В приемной генерала Анзор произнес только одно слово, которое прозвучало здесь как пароль:
– Хартлинг!
Но на капитана Калину оно произвело неожиданное действие. Он весь напрягся, лицо его застыло в настороженном ожидании, рука крепче сжала палку.
Дежурный лейтенант не мешкая деловито снял трубку с телефона без цифрового кода и тоже коротко доложил:
– Товарищ генерал-майор, Хартлинг здесь. – Положил трубку и, показав на высокие массивные двери, пригласил капитана Калину: – Заходите! – И к Анзору: – А вам, товарищ майор, приказано ждать у себя.
Калина поставил под вешалку палку и вошел, ступая четко, по-военному.
– Товарищ генерал-майор, – начал было рапортовать, как и положено по уставу, – капитан Калина…
– Дорогой Костя, наконец-то я тебя вижу! – взволнованно прервал его пожилой человек, стремительно поднявшийся ему навстречу из-за стола.
Был он подвижен и легок не по годам и не по сложению. Время давно старательно выбелило его виски, пронизало седыми прядями когда-то черные волосы, избороздило широкий лоб и лицо резкими морщинами от мыслей и постоянного напряжения. Несмотря на его высокое звание, ничего показного не было в нем – ни поднятого подбородка, ни командного голоса, ни надменного взгляда. Капитан Калина был удивлен совершенно ненаигранным, по-домашнему близким и сердечным обращением, которое прозвучало в этом кабинете совершенно неестественно и даже недопустимо: «Дорогой Костя…» А генерал с придирчивым вниманием разглядывал его, нисколько не скрывая своего волнения, разглядывал со всех сторон, как давно отсутствовавшего сына, он даже не удержался и потрогал его бывалую в переделках гимнастерку.
– Старая – выцвела.
– Выстиранная, – бесцветным, непослушным голосом уточнил Калина.
Генерал замер на миг, внимательно взглянул ему в глаза, потом направился к столу и поднял телефонную трубку. Набрал номер и заговорил, с дружелюбным укором поглядывая на капитана:
– Нонна?.. Да, это я… Ты знаешь, кто сейчас у меня? Представь – Костя, сын Хартлинга!.. Да он, точно он… Что? К нам в гости? Нет, пока что исключается… Он и меня, генерала Роговцева, не соизволил узнать, где же ему узнать генеральскую жену? Я уж и не знаю, как к нему обращаться, не иначе как «товарищ капитан». Костя, как мы его привыкли называть, ныне такое обращение гордо игнорирует… Какой из себя? Орел, настоящий орел! Только худющий и немного пощипанный… Но ты бы его узнала – вылитый отец… Ну как я могу его к нам приглашать, если он даже меня не желает узнавать? Что же мне, разводить салонные церемонии, знакомя вас? Да и вообще, разве насупленный капитан пара такому вот удалому генералу?..