Под колпаком

Подъехав к дому и припарковав машину, Ордиер придумал еще одно удобное оправдание своему безмолвию относительно катарийцев. Ему просто не понравились ни Пэррен, ни его жена. Не хотелось воодушевлять антрополога на дальнейшие действия. Вскоре напор профессора уступит соблазнительной неге местной жизни, он обмякнет и изменится сам по себе, но до той поры будет действовать на Дженессу как раздражитель, без конца побуждать ее к деятельности, и та с новым рвением примется настырно влезать в жизнь катарийцев.

За ночь в закрытом доме скопилась духота. Ордиер прошелся по комнатам, открывая окна и распахивая ставни. Потянуло свежим ветерком из заросшего сада – все лето не доходили руки навести в нем порядок. Разрослись цветы, кустарники колыхали разлапистыми ветками. Глядя на них, Ордиер пытался собраться с мыслями.

Понятно, что проблема надуманная и не стоит выеденного яйца: достаточно один раз сказать себе «нет» и больше не подниматься на эту проклятую постройку. Забыть о катарийцах и жить своей жизнью, как было до этого долгого экваториального лета. На самом же деле он мыслил так, как рассуждает любой человек, страдающий пагубным пристрастием: если только захочу, брошу хоть завтра. Та ниша в стене буквально довлела над ним, неумолимо притягивая к себе. Во время вчерашнего разговора лишний раз всколыхнулись воспоминания о загадочных и волнующих подробностях происходящего в катарийском лагере.

Да, не случайно романтические и эротические влияния катарийцев обнаруживаются в произведениях великих композиторов, философов, писателей и художников. Неспроста северян так увлекала загадочность этого племени, что люди грезили наяву и слагали легенды. И речь не обязательно идет о высоком искусстве; и в граффити на стенах бедняцких трущоб, и в непотребной книжонке, порнографии низшего пошиба – везде прослеживалась катарийская мифология.

Добровольный отказ от походов к башне стал сущей пыткой. Ордиер попытался хоть чем-то себя занять: поплавал в бассейне, разложил по полкам давным-давно прибывшие и благополучно забытые книги с материка, но к полудню обычное любопытство превратилось в ноющий голод. Он подхватил свой извечный бинокль и полез на скалистый обрыв.

В его отсутствие в нишу нанесло лепестков. Ордиер тщательно выгреб их пальцами из расщелины, приставил к глазам бинокль и подался вперед. Легонько царапнули по камню железные козырьки прибора. Наблюдатель сместился, ступив на едва заметный выступ в стене.

Вдали, в самом конце раскатанной ледниками долины, раскинулся лагерь катарийцев. Кое-где опять возвели холщовые экраны – там, судя по справочникам Дженессы, обучают детей. С юга дул ветер, колыша завесы. По полотнам, словно по водной глади, пробегала мелкая рябь. Линзы бинокля были слабоваты, не хватало увеличения, чтобы рассмотреть, что творится за полотнами. И все-таки Ордиер, сгорая от нетерпения, надеялся, что ветер приподнимет край полотна и туда удастся заглянуть.

Напротив лагеря, протянувшись по долине, простиралась плантация роз. С возвышения цветы представлялись зеленовато-пурпурным морем. Несколько минут Ордиер напряженно всматривался, плавно переводя взгляд из одной точки пространства в другую и наслаждаясь исключительным правом незримого наблюдателя.

Поначалу из своей тайной ниши он наблюдал за работниками на плантациях. И когда вчера Пэррен, затаив дух, высказал мечту посмотреть, как катарийцы выращивают розы, Ордиер прекрасно его понял. Вспомнилось, с каким трепетом он сам поначалу наблюдал за этим действом.

Никто из людей, в которых он всматривался, не замер в позе терпеливого ожидания, а значит, о его присутствии не подозревали.

Среди роз собралась небольшая кучка катарийцев. Между ними разгорелся оживленный спор. Через некоторое время двое отделились от общей массы и взяли просторные заплечные короба. Волоча за собой огромные емкости, они стали медленно прохаживаться меж длинных рядов, срывая с кустов наиболее крупные и насыщенные бутоны и бросая их за спину.

За те недели, что он подсматривал за катарийцами, Ордиер уже привык соблюдать во всем методичность. Вот и теперь он неспешно переводил взгляд от одного сборщика лепестков на другого. На женщинах, а их здесь было большинство, Ордиер останавливался особо. Он искал одну девушку, которая привлекла его внимание. Он увидел ее однажды, когда только понял, что может смотреть на них, оставаясь при этом незамеченным. Он не знал ее имени и не пытался придумать свое, чтобы как-то ее обозначить. В чем-то она напоминала Дженессу, но, покопавшись в себе, Ордиер в конечном итоге решил, что сходство весьма умозрительно и исходит из глубинного чувства вины, которое в нем все-таки появилось.