Под красной крышей

Однажды я проснулась убийцей. Пугает только то, что все вокруг осталось прежним. И когда умываюсь, я не вижу на своем лице какую-то тень. Когда брожу по комнате, я не вздрагиваю, оборачиваясь, потому что за плечом призрак убитого. Когда режу курицу, не думаю о нем.

Но все чаще и чаще за обедом вспоминаю, что убийца. И меня душит чувство тоски. Позавчера мама поставила передо мной миску с черешней. Меня вырвало.

Стена вся шершавая от слезающей краски. Я прижимаюсь к ней спиной и курю. Зара откидывает назад черный хвост и поправляет пиджак, свисающий с острых плеч. Садится на подоконник и смотрит через разбитое мутное стекло. Открывает форточку, и со стадиона начинают доноситься крики футболистов.

Змейки пыли от порывов ветерка разлетаются по обшарпанным стенам с матерщинными надписями, по зарытым в углах окуркам, по батарее. Зара причмокивает, отнимает от губ сигарету и облизывается:

– Мить. Лучше кури так и дальше, а не влюбляйся.

Она щурит на меня лисьи глаза. Достает мятую пачку и протягивает мне, тыча на картинку с раком легких:

– Рак – это хоть понятно где. Вот в легких, к примеру. А любовь твоя где? Ну? В твоем слонике? – Она усмехается, вспоминая наш неудачный секс полгода назад. – Подумай своей башкой, что лучше: из-за девок загоняться или просто кашлять? Да и сигареты какие благородные! Вишней пахнут. Я теперь не воняю как псина. И мать не бьет.

– Перестань, Зар, – неловко поправляю края толстовки. – Я люблю ее. Разберусь уж.

– Ага, да.

Дверь в туалет ударяется о стену. Я судорожно прячу сигарету, сжав в кулаке. Дина шмыгает, вытирает нос и подходит к первой кабинке, яростно бьет в нее:

– Выходи, ушлепок. Я тебя кастрирую.

Зара посмеивается и выкидывает сигарету:

– Ё-мое, да тут у нас Санта-Барбара.

Вадик вырывается из кабинки:

– Заткнись, тупая ты шлюха, заткнись! Ты меня уже достала! Слушай, мне хватило этих твоих истерик. Меня достало постоянно разбираться с братком Лени. Он же прав. Ты Леньку убила.

Дина бьет его по щеке, и он кулаком ударяет ее в ответ. Она вскрикивает.

– Вадик, ты чего творишь!

Я подскакиваю и сжимаю его плечо. Он весь дрожит злостью. Дина плачет и убегает.

– Сама с половиной школы перетрахалась, а меня винит в одной измене. Лицемерка.

Зара аккуратно слезает с подоконника и отряхивается.

– Эта что тут делает? – Вадик показывает на Зару. – Баба курит в мужском туалете?

– А что, твое крошечное мужское эго ущемилось?

Я сжимаю плечо Вадика сильнее, и он сплевывает и выходит.

– Он тебе хоть не на кроссы харкнул?

– Все норм.

– Ага, да.

Теперь меня еще и парень бросил. Да, в принципе, и ладно. Он все равно дебил, каких поискать.

Кидаю камни в речку. Мост прикрывает рыжее солнце. И я благодарна этим молчаливым сумеркам. Сажусь на гальку и скидываю обувь. Теперь в моей жизни нет Лени и Вадика. И черт бы с этим Вадиком.

Но почему я теперь должна существовать без Лени? Без этого светловолосого мальчишки, который всегда заглядывал мне в глаза, обнимал и спрашивал: «Ты же останешься еще ненадолго?»

– Почему именно Дина? Ну типа… Ты не думаешь, что она слишком проблемная?

– Она не виновата.

– Да это-то понятно. Ты что, думаешь, она этого пацана сама с балкона толкнула? На фига ей это вообще? К тому же ей платили за посиделки с ним.

– Ты знаешь, что она мне давно нравится.

– Ну и чего ты вдруг решил действовать-то? Думаешь, ты ей ща всрался вообще?

– У нее, блин, никакой поддержки нет.

Зара цокает языком и наклоняется завязать шнурки.

– Ок. Иди, родной. Я тебя благословляю. Только скажи мне. Полгода назад, когда мы напились, ты же не представлял ее вместо меня?

– Нет.

Она была права. Как и всегда. И она это знает. Выпрямляется и приподнимает бровь.

– Научись врать. Женщинам не нужны честные мужчины.

Бегу к подъезду и открываю дверь. Здесь темно и сыро. Воняет, будто тут кладбище кошек. Взбегаю по ступеням. И вижу ее. Она сидит голая на ступеньке. Вся изрезанная. Жмется к перилам и плачет. Я стаскиваю с себя кофту и накрываю ее, сажусь рядом.

– Все будет хорошо. Дин. Ну?

Она вытирает слезы и вдруг кричит на всю округу.