– Жутко! Она ломилась ко мне в квартиру непонятно зачем и крыла меня матом. Ну, почти матом… А ты думал, как это было?
– Я думал… То есть я думаю, что ты вполне можешь за себя постоять.
– К счастью!
Он поспешно согласился:
– Да, конечно, я это и имел в виду. Ты способна и постоять за себя, и выстоять, и прочее, прочее… Ты – идеал современной женщины.
– Ты произнес это осуждающим тоном или у меня телефон барахлит?
Его смешок прозвучал достаточно отчетливо:
– Помехи на линии! Так мы можем встретиться?
– Для чего? Ты можешь объяснить, зачем тебе вдруг приспичило меня увидеть? Или ты все же не на меня решил посмотреть?
На этот раз он отозвался глуховато:
– Ее мне тоже хотелось бы увидеть.
Сдержав желание ответить грубостью, чего ей очень хотелось, Ульяна произнесла с той игривостью, которая никогда не получалась у нее естественно:
– Как говаривал небезызвестный Лев Евгеньевич: «Савва, тебе-то это зачем? Ты сам уже определил для себя?»
– Не совсем.
Она снова стиснула трубку:
– Так, может, ты сперва разберешься со своими желаниями, а потом уже будешь прорываться к нам?
– Признайся, ведьмочка, что просто не хочешь меня видеть.
– Это доставит тебе удовольствие? Да, я не хочу тебя видеть, – на этот раз произнесла она резко, обидевшись за «ведьмочку» и не приняв его ответного игривого тона. Но следом добавила: – Я не пытаюсь тебя обидеть, Егор. Я всего лишь объясняю тебе положение вещей: в моей жизни есть только один человек, которого я по-настоящему хочу видеть. Каждую секунду. И это не ты. Извини.
Он неожиданно сказал:
– Говорят, ты кормишь ее грудью…
– Да. А почему это…
– Из тебя получилась хорошая мать. Большая редкость в нашем мире.
– Ты имеешь в виду мир в глобальном смысле или наши артистические джунгли?
Трубка донесла его приглушенный смех:
– Их, их, родимые!
– Считай, что я здесь – волчица. Они никогда не бросают своих детенышей.
– Я не бросал ее. Я вообще о ней не знал. Почему, кстати?
Беззвучно усмехнувшись, Ульяна ответила с деланой высокопарностью:
– Потому что наши орбиты пересеклись лишь однажды. В ближайшее тысячелетие такого больше не произойдет.
– Ты уверена?
– Ты тоже уверен, – сказала она. – Только почему-то стесняешься признаться в этом. А ведь это не порок вовсе – любить свою жену. Я всегда знала это о тебе и ни на что не рассчитывала. А теперь мне уже ничего и не надо. Ни от тебя, ни от кого другого. У меня все есть для счастья, понимаешь?
Ей показалось, будто Егор кивнул через расстояние, и подумала, что разговор окончен, но он спросил:
– А не тяжело воспитывать ребенка одной?
– Это просто одной – тяжело. А сейчас мне хорошо как никогда, веришь ты в это или нет.
– Верю. Только не надорвешься, по съемочным площадкам мотаясь?
– Каждый зарабатывает как умеет.
– И то верно.
Разговор завис. Ульяна, не отрываясь, смотрела на витражи в двери, за которой спала Пуська. Разноцветные кусочки стекла сливались в веселую и праздничную картинку будущей жизни ее девочки. Длинной-длинной жизни, в которой всегда будет ярко-синее небо, желтое солнце, красные розы…
– Не ожидал от тебя, – снова заговорил Егор, и в голосе его действительно засквозило удивление. – Того, что ты можешь проявить такую преданность. Пусть не мужчине, ребенку, но все же…
Ульяна очнулась:
– Твоя дочь уже назвала меня шлюхой.
– Нет, что ты! – испугался он. – Я никогда в жизни не повторил бы этого!
– Тогда что ты имел в виду?
Теперь он помедлил с ответом:
– Только то, что ты казалась мне женщиной-вамп, готовой по трупам пройти к своей цели. Обычное явление сегодняшней жизни.
Ей явственно увиделось, как неприязненно скривились его губы. Она уже и не помнила, какие они на ощупь.
– А ты взяла и родила эту девочку… Нашу девочку.
–
– Хорошо, хорошо. Я не собираюсь забирать ее у тебя или пытаться увидеть без твоего согласия.
«Ну, слава богу! – отлегло у нее. – Его слову можно верить…» Но на всякий случай она спросила:
– Обещаешь?
– Обещаю, – отозвался Егор серьезно. – Я никогда никого не насиловал.
У нее вырвался смешок:
– Не сомневаюсь! Не было нужды…
– Мне хотелось бы ее увидеть, но раз ты против…
– Это лишнее, – произнесла Ульяна со всей возможной мягкостью. – Понимаешь, Пуська – такой ребенок, в которого можно влюбиться с первого взгляда. Зачем рисковать? У тебя уже есть дочь. А эта – моя.
– Да-да! Это ты уже говорила.
– Выходит, мы все сказали друг другу. У меня к тебе ни претензий, ни просьб. Кроме одной: огради нас от нападок твоей дочери. Надеюсь, ты веришь, что она узнала все не от меня. Я меньше всех на свете хотела этого.
– О, в этом я не сомневаюсь!
– А в чем сомневаешься?
Опять пауза, которую хочется поймать и потянуть рывком, чтобы свернулась в ниточку.
– Я боюсь, что ты не справишься одна.