Под красной крышей

Но убирать не пришлось. Когда Лида вернулась в комнату, Егор уже стирал с ковра мыльную пену. Увидев жену, он сел рядом с пятном и глухо произнес:

– Что мы творим друг с другом…

Не решившись пройти мимо него, чтобы ему не увиделась в этом демонстрация пренебрежения, Лида села на мягкую банкетку у двери гостиной.

– Ее как будто отключили. Только коснулась подушки и сразу уснула.

– Как думаешь, это просто истерика или… Даже продолжить боюсь.

Она торопливо заверила:

– Конечно, всего лишь истерика! Это все очень потрясло ее… Сам ведь знаешь, ты всегда был для нее не просто отцом, кумиром! Лучшим человеком в мире… Нужно выждать, пока она успокоится.

Егор поднял глаза, незнакомо тусклые, измученные.

– И что тогда?

– Тогда и решим.

– Если ты считаешь, что мне лучше уйти…

– Для кого лучше? Если для тебя, то…

– Я не о себе сейчас!

Он вдруг с силой ударил себя кулаком по голове, и Лида вскрикнула:

– Ты что делаешь?

– Уже сделал! – в присвисте прозвучала злость. – Как я мог это сделать?! Знал же, что Ксюшка больна, должен был подумать, как это на ней скажется. И потом… Я ведь так люблю тебя… Мне жизнь интересна только рядом с тобой.

У нее все разом обмякло, и ноги ослабли до того, что пришлось сесть на ковер рядом с мужем. Егор схватил ее руку, испачкав мылом, прижался к ней щекой.

– Ты простишь меня когда-нибудь?

Наклонившись, Лида потерлась лицом о его волосы, которые были уже не такими густыми и пушистыми, как семнадцать лет назад. Но для нее это не имело значения. Поцеловав теплую макушку, она тихо сказала:

– Только если сейчас ты сказал правду.

– Это правда! – заверил он с мальчишеской горячностью. – Никакой лжи между нами не будет, я все тебе расскажу.

«Может, не стоит?» – подумала она с сомнением, но болезненное любопытство пересилило, погнало навстречу тому неизвестному, темному, что надвигалось из прошлого, которое, как оказалось, не было у них общим.

А Егор уже торопился поведать, как опьянили его Италия, о которой до этого он только читал, и обманчивое ощущение иллюзорности его настоящей жизни, и еще более обманчивая реальность миланского сна. Все перепуталось: живые и любимые начали казаться персонажами некогда прочитанной книги, а чужие люди налились манящей энергетикой, какой на родине он в них не ощущал.

– Я ведь видел ее тысячу раз. Мы раскланивались и только. И после возвращения тоже. А там я просто угодил в какой-то солнечный дурман…

«И родилась девочка с солнечными волосами», – за него закончила Лида. Но спросила не о ней:

– Значит, она актриса? Из ваших?

– Ну да, – отозвался Егор с удивлением. – Разве я не сказал?

– Нет. Я могу узнать ее имя?

– А ты не знаешь?

– Ты ведь не сказал. Мы только что это выяснили.

Он потер виски:

– Да, действительно. Но ведь Ксюшка уже все о ней знает, как я понял.

– Но мы с ней об этом не разговаривали.

– А, может, стоило?

Морщась от неловкости, Егор заглянул ей в глаза и снова отвел взгляд. Лида кивнула:

– Конечно, надо было поговорить. Но я… не смогла.

Он опять прижал ее руку:

– Прости, прости, прости… Еще, знаешь…

– Что еще? – Ей захотелось вырвать руку, потому что взгляд Егора опять начал ускользать.

– Я зачем-то позвонил ей сегодня утром. Сказал, что знаю о девочке и хочу ее увидеть.

Не выдержав этого, Лида оттолкнула его:

– Так ты все-таки…

– Нет! – Он поймал ее руку. – Ты не то подумала! Я всего лишь хотел убедиться, что это не мой ребенок, понимаешь? И самому успокоиться, и вам сказать.

– Как можно на взгляд определить, твой это ребенок или нет?

Егор уверенно кивнул:

– Можно. Я почувствовал бы.

– Что же тебя остановило? Или ты все же увидел ее?

– Нет. Она наотрез отказалась показать мне девочку.

У Лиды радостно дрогнуло сердце: значит, та женщина вовсе не охотится за ее мужем?

– Так как же ее зовут? – спохватилась она.

Несколько секунд он молчал, будто решал, что изменится, если жена узнает еще и имя, потом отрывисто произнес:

– Ульяна Соколовская.

– Ульяна! – ахнула Лида и простонала, зажав рот несомкнутыми пальцами: – Ну конечно…

– Почему же – конечно? – нервно спросил Егор.

– Я ведь знала, что она родила. Мне… нашептал кто-то… И потом она…

«…такая красавица», – договорила Лида про себя. Она могла бы поклясться, что не произносила этого вслух, но Егор почему-то сказал, перебирая ее пальцы:

– Это ты у меня красавица. Моя вечно юная белокурая царевна.

* * *

Он спросил:

– Мы можем просто поговорить?

– Говори, – приглушенно (дочка спала в соседней комнате) ответила Ульяна, но сжала трубку так, что пластмасса чуть слышно хрустнула.

Помолчав, Егор уточнил:

– А при встрече?

Голос прозвучал вкрадчиво, ей сразу вспомнилось: так Быстров говорил в роли доктора Астрова. И двигался с кошачьей мягкостью. Игривый у него получился доктор… Но кто знает, каким он виделся Чехову?

Отметая эти пришедшиеся не к месту воспоминания, Ульяна холодно произнесла:

– Знаешь, мне за глаза хватило одной встречи! С твоей дочерью.

Представила так ясно, что опять вспыхнули щеки, как в те минуты, когда гналась за Ксюшей.

– О-о! Я так и понял, что она была у тебя. Это было… Как это было?