Под кровью - грязь

   А вот кто в них стрелял? Пистолет в руках этой компании Гаврилин представлял себе слабо. Нож, бритва, дубинка – это да, это свободно. Но ствол… Да еще стреляли раз десять, если верить мальчишке. И трое убитых. Чтобы разогнать всю Дрюнину компашку вполне хватило бы одного выстрела в воздух. Ну и ладно. Спокойнее будет на дворе. В лучшем случае, с недельку.

   А потом все вернется на круги своя.

   Сыро и холодно. Не май месяц. Одно утешение – ощущение чужого взгляда на себе пропало. Совсем. Теперь как идиот буду рассказывать Хорунжему, что это мне с пьяных глаз примерещилось, печально подумал Гаврилин.

   – Как дела? – раздалось за спиной. Гаврилин поздравил себя с тем, что не подпрыгнул от неожиданности. Любит Хорунжий иногда дешевые трюки. Ой, любит.

   – Немного попустило, – не оборачиваясь, ответил Гаврилин. – Я наблюдения больше не чувствую.

   – А был ли мальчик? – риторически поинтересовался Хорунжий.

   – По-моему, был.

   – Тогда – «ой». Пошли отведем тебя домой, а потом я тут пошукаю.

   – Пошукай, пошукай, – согласился Гаврилин.

   В подъезде засады не было. В лифте и в квартире – тоже. Гаврилин поймал на себе ироничный взгляд Хорунжего и отправился в ванную.

   – Дверь за мной закрой! – крикнул ему вдогонку Хорунжий.

   – Захлопни, – через плечо бросил Гаврилин и стал раздеваться.

   Вот пусть кто-нибудь попытается сохранить к себе уважение в подобных условиях. Вот пусть попробует. Когда вдруг наваливается все сразу – тупое начальство, непредсказуемый Палач, нереальные задания и мания преследования. И еще холод и сырость.

   Хочу морозец. И снег. И лыжи. Лыжи, правда, хочу гораздо меньше, чем просто морозец и снежок. Еще можно иней, солнце, мангальчик и шашлычок. И все это под водочку. Только не нужно закатывать глаза. Мы не полные идиоты, знаем, что шашлычок нужно есть под вино, но это вы сами на морозе пейте вино. Водочку.

   Гаврилин с сожалением вылез из-под душа. А он все-таки молодец. Хоть и параноик. После такого количества выпитого за ночь, он может рассуждать о водочке без тошноты. Орел.

   Сейчас вытереться, одеться и позавтракать. Готовить ничего не хочется, ограничимся ветчиной и овощами. И сыром. Он ведь позавчера купил совершенно обалденный сыр. Надо еще не забыть приготовить бутерброды для злого Хорунжего.

   Самой лучшей приправой к хорошей еде является приятная беседа. А самой хреновой – плохие мысли. Поскольку приятно побеседовать было не с кем, пришлось отбиваться от плохих мыслей.

   Уж полдень близится. А с ним и запланированный неприятный разговор с Артемом Олеговичем. И ничего здесь не поделаешь – сам напросился. Ну почему ему не поступить просто, не написать рапорт, внятно изложить свои резоны и отдать все это боссу. И все. И спи-отдыхай. Только отговорить Нину и Лину от празднования рождества в Центре досуга. Пригласить их к себе. Или поехать к ним. И пусть Палач хоть всех на свете перестреляет. Пусть сам погибнет.

   А там будь что будет. Зачем ему… А действительно – зачем? Что его толкает на обострение отношений с начальством в тот момент, когда есть очень большая степень вероятности, что после ликвидации Палача придут и к нему с той же утилитарной целью?

   В дверь позвонили. Гаврилин механически взглянул на часы. Однако! Прошел уже почти час с тех пор, как Хорунжий отправился погулять и посмотреть. Сейчас, наверное, придет совершенно мокрый, замерзший и злой.

   Глянув предварительно в глазок, Гаврилин открыл дверь и впустил Хорунжего.

   – Чай или кофе?

   Хорунжий молча разделся, снял ботинки и отправился в ванную мыть руки.

   – Так чай или кофе? – переспросил Гаврилин.

   – Кофе. Крепкий. Без сахара. Очень горячий.

   – Из тазика, – сказал Гаврилин.

   – Из очень большой чашки, – невозмутимо закончил Хорунжий и сел на табуретку возле кухонного стола.

   – Еда на столе, кофе я сейчас налью, – Гаврилин не то, чтобы засуетился, просто… Чем позже Хорунжий выскажет свое мнение о его умственных способностях, тем лучше.

   Правда, Хорунжий и сам не очень рвался начинать разборку. Он побарабанил пальцами по столу, отрезал себе ветчины, разрезал свежий огурец вдоль, посолил, потом потер половинки друг о друга.

   – Ночью с бабой был? – спросил Хорунжий и откусил от огурца.

   – С двумя.

   – Серьезно?

   – Зовут Нина и Лина. А что?

   – Ничего, тебе же хуже.

   – Это почему же? Все было нормально.

   – В том смысле, что тебе придется делать два подарка вместо одного.

   – Подарка? – Гаврилин поставил перед Хорунжим дымящуюся чашку и сел напротив.

   – Ну, ты же человек благодарный?

   – Это уже вопрос почти интимный, и со своими женщинами я как-нибудь сам разберусь.

   – Тогда передашь им шоколадку от меня. Две шоколадки.

   – Это еще почему?

   – А потому, что я человек благодарный. Если кто-то выполняет мою работу – я ему компенсирую затраты.

   – Ты меня, Миша, конечно, прости, но то, что делали этой ночью девушки, в твои обязанности не войдет никогда. Во всяком случае, по отношению ко мне.

   – Уже.

   – Что?

   – Уже вошло.

   – Это объяснение в любви?

   – Это объяснение ситуации, – Хорунжий отхлебнул из чашки.

   – А можно без двусмысленностей?

   – Можно. Твои дамы, похоже, вчера спасли тебе жизнь. А это, помимо всего прочего, входит в мои обязанности.