Под кровом Всевышнего

Этот час, видно, был прообразом моей болезни. Видно, Господь посылал мне болезнь, чтобы сердце моё смягчилось, чтобы начала я смотреть на незнакомых людей не как на «язычников» и грешников, а как на больных братьев во Христе, искупленных Его Святою Кровью. Для этого понимания мне надо было самой пострадать, испытать свою беспомощность, смириться и полюбить тех, с кем приведёт меня Господь встретиться в жизни. Пусть осквернённые грехом, падшие, не знающие Господа, но все — дети Его. Теорией и словами мне это не объяснить. Это надо было испытать мне на практике, на болезни моего сердца за другого человека, на деле. Да, о том предсказывал мне в 1947 году отец Митрофан. И слова его, не понятые мною сначала, забытые на двадцать лет, в 1968 году воскресли в моей памяти и начали сбываться.

В Институте крови врач подтвердил наличие у меня фибромы. Эта опухоль вела к истощению организма, к потерям крови. Операция требовалась немедленно. Но где взять сил, чтобы обойти всех врачей, которые должны были дать своё заключение и направление в больницу? Ноги не шли! Одна надежда была на Господа, что Он не оставит. «Ведь молятся за меня мой дорогой папочка и мама, и муж поминает за богослужением. И детки мои уже начали самостоятельно молиться». О, их духовная настроенность была для меня великой радостью!

Семья Гриши Копейко

Незаметно, в хлопотах по устройству хозяйства на новой квартире, прошли Святки. Теперь с нами жили снова четверо детей. В одной комнате — Федя и Серафим, в другой — Катя и.Люба, в третьей — батюшка со мной. А большая средняя «зала» служила для общей вечерней молитвы и для тех часов, когда мы собирались все вместе. Утром все разъезжались на занятия, по вечерам Любочка продолжала посещать музыкальную школу. А Федюше пришлось прекратить занятия на фортепиано, так как у меня не было сил его провожать, а одного (в девять лет) я по городскому транспорту вечером отпускать боялась. Но в общеобразовательной школе занятия Феди и Любы пошли гораздо серьёзнее, чем в Гребневе. Детей в Москве не распускали по домам из-за болезни педагога или из-за памятного Дня танкиста, Дня космонавтики и т. п. Уроков задавали много, дети усердно учились.

Феденька рассказывал мне, что с первых дней подружился с одноклассником, которого звали Гриша Копейко. Они оба учились на пятёрки, соревновались, однако это не мешало им от души полюбить друг друга. Гриша усиленно звал Федю к себе в гости, на что Федя попросил у меня разрешения. Но я сказала:

— Сынок, я не могу пустить тебя одного на вечер в незнакомую семью. Мне надо первый раз проводить тебя, чтобы узнать, какая в доме том обстановка. Может быть, там ругань, злоба, или пьянство, или сквернословие?

— Что ты, мамочка! Гриша такой культурный мальчик, он один изо всех никогда не ругается. У него отец — врач, а мать — учительница немецкого языка.

— Ну, тогда пусть Гриша попросит разрешения у мамы, чтобы ты пришёл к ним не один, а на первый раз со мною вместе.

На другой день, получив приглашение, я пошла в семью Гриши вместе с Федей. Бабушка и мать Гриши Валентина Григорьевна встретили меня очень приветливо. Они сразу сказали, что тоже не пустили бы своего мальчика в чужую семью, не узнав обстановки в доме. Мы тут же нашли общий язык, долго беседовали, сидя на диване и любуясь на наших второклассников, которые играли на полу так мирно и любовно, что порой обнимали друг друга и целовались, как девочки. К нашей радости, мы выяснили, что имеем в Москве общих знакомых, а именно семью Кал еда. Глеб Александрович оказался крёстным отцом Гриши, его супруга Лидия Владимировна Каледа была моей подругой детских лет, а третий сын их, Кириллушка, являясь постоянным гостем у нас в Гребневе, был лучшим товарищем нашего Федюши.

Так у меня завязалась крепкая дружба с Валентиной Григорьевной, которая в те годы, хоть и была далека от Церкви, но в Бога верила. Она обратила внимание на мою бледность, поинтересовалась моим здоровьем. Я откровенно рассказала ей, что болею тяжело, что предстоит операция, но у меня нет сил ходить по врачам и собирать нужные справки. Валентина Григорьевна была так добра ко мне, что предложила мне обратиться за помощью к её супругу, отцу Гриши. Его звали Иван Петрович, он был хирургом и работал в Институте имени Вишневского. Валентина Григорьевна уверяла, что Иван Петрович может положить меня немедленно в свою больницу, в своё отделение, так как грудь и лёгкие — это его специальность. Я посоветовалась дома с мужем и родителями, которые решили, что это знакомство -великая милость Божия. Итак, я согласилась лечь.

Валентина Григорьевна переговорила с Иваном Петровичем, и он назначил мне утро встречи в институте.

— Но как я узнаю его? — спросила я. Валентина Григорьевна ответила: