Под кровом Всевышнего

Но Владыка уже не смотрел на него, а медленно поднимал кверху свою голову, пока взгляд его не достиг чего-то необычайного, пред чем Владыка застыл, так и оставшись стоять с поднятой рукой. Все кругом замерли. «Благословите ж малютку, Владыка», — с трепетом сказала я. Владыка Стефан низко склонился над младенцем, осеняя его крестом. Когда машина отъезжала, дети махали Владыке ручками, а он через стекло благословлял их. Что увидел Владыка в небесах над моим крошкой? Будущее покажет.

Музыкальная школа

С третьего класса наш Коленька начал учиться в московских школах — в общеобразовательной и музыкальной. Это предложили мои родители, когда гостили у нас летом во время отпуска Николая Евграфовича. Они видели, что старший внук их одарен большими музыкальными способностями, играет на скрипке, охотно ходит заниматься музыкой и пением к слепому старичку Ладонычеву Ивану Александровичу — регенту церковного хора. А во дворе дома №20, где проживали в Москве мои родители, в тот год открылась музыкальная школа. Чтобы попасть туда, дети проходили большой конкурс, после которого их распределяли на разные инструменты. Вступительные экзамены были уже позади, а мы никак не могли решиться расстаться с нашим первенцем. Нам обещали привозить его домой на выходные дни и каникулы. Коленьку соблазняли тем, что он будет часто видеться со своим дорогим папочкой, так как отец Владимир проводил время от утренней до вечерней службы на квартире наших старичков. Я говорила Коле: «Как ты хочешь. Нам больно расставаться с тобою, но мы с папой понимаем, что такого образования, какое ты будешь получать в Москве, мы здесь в Гребневе тебе дать не можем».

Наконец все решили так: если Колю беспрепятственно примут в музыкальную школу, то, значит, есть воля Божия на то, чтобы жить ему у бабушки с дедушкой. В последних числах августа бабушка повезла своего любимца, чтобы показать его учителям музыкальной школы. Вернувшись, бабушка рассказала нам следующее: «Нас приняли холодно, сказали, что группы уже укомплектованы, что мы опоздали, что надо было начинать учить ребенка музыке с семи лет, отдав его в подготовительные классы». Но Зоя Вениаминовна не сдалась. Она сказала, что музыкой Коля занимался с шести лет, что может сыграть «Сурка» на скрипке, что Коля хорошо поет. Тогда дирекция попросила педагога проверить у Коли слух. Коля не играл на фортепиано, но часто слышал игру бабушки и Ивана Александровича. Когда Колю поставили спиной к инструменту и ударили по клавише, то мальчик тут же показал верную ноту. Тогда педагог ударил одновременно по двум клавишам, велел Коле отыскать их.

— Спой их!

Он чисто спел. Педагог нажал сразу на четыре клавиши, Коля обернулся и нашел каждую из четырех.

— Абсолютный слух! — сказал педагог. — А если я тебе сразу пять звуков в один солью — как, ты отыщешь и их? Попробуй!

— Вот этот я слышал, также и этот, и этот, и вот этот и еще один — вот этот! — победоносно сказал Коля.

Учительница выбежала и стала звать директора:

— Идите сюда! Мы нашли мальчика с абсолютным слухом! В одном аккорде он слышит пять нот!

— Не может быть! — отозвался директор, однако пришел и также сам проверил слух Коли. — Да, такого надо взять, поразительно!

И Коленьку записали в первый класс по скрипке. Бабушка сияла от счастья: «У нас в квартире опять будет Колюша! Замена нашего, замена, родной наш…», — ликовала она. «Да будет воля Божия», — решили мы все.

Итак, Коля начал посещать московскую музыкальную школу. Катюша в семь лет тоже выразила желание играть на скрипке. Первый год обучаться на этом сложном инструменте ей пришлось во Фрязине. В тот год мимо нашего дома уже пустили автобус, так что Кате уже не пришлось ходить в «музыкалку» пешком три километра, как пришлось бы ходить туда годом раньше Коле. Но Кате не повезло с преподавателем. Если Коля носил домой за скрипку всегда пятерки, то Катюша возвращалась домой часто со слезами. А была она всегда очень прилежна, учиться любила. Я провожала дочку иногда на занятия, познакомилась с пожилым скрипачом. Я выяснила, что дело не в ребенке, а в учителе. Те же самые выводы я сделала для себя, когда в последующие годы я посещала занятия Любы и Феди. Дети наши привыкли к культурному обращению, не переносили окриков и раздражения своих учителей.

Катин педагог сказал мне: «Едва повысишь голос на Вашу девочку, возмущенный ее фальшивым исполнением этюда, как Катя вся покраснеет, заплачет… Все! Урок сорван, дальше она уже не в состоянии что-либо понимать!». В последующие годы и Федю отвернула от музыки грубость и распущенность педагога.

Хотелось мне сказать в ответ: «Да ведь это подло: пятидесятилетнему, солидному скрипачу и кричать на семилетнего ребенка!». Да разве мне перевоспитать педагога? Только отношения с ним испортишь. Пришлось сказать дочурке: «Потерпи, радость моя. Не все такие ласковые, как твой папочка».