Под крылом мотылька

21. Одним вечерком Кошко отдыхали перед домом на лавочке, а Леопольд то устраивался между ними, то спрыгивал, затевая игру с такими же как он сорванцами. Прислушиваясь к доносившимся из палисадника звукам, Игорь Борисович отмечал про себя, что в кошачьих воплях, даже если это крики любви, игры и азарта, неизменно присутствует что-то трагическое. На горизонте ворочалась обошедшая город гроза. Начинали сгущаться сумерки. Было тепло, даже душно. - Как ты думаешь, - спросила Ольга Сергеевна, - Лепушка помнит, что маленьким мы его часто наказывали? - А как ты думаешь, - ответил вопросом Кошко, - помнит Ирина, что мы ее маленькой шлепали? - Помнит, а как же! Поэтому злая такая. - И вовсе она не злая. Она умная девочка. Просто ей трудно. - Ты всегда ее защищаешь! - упрекнула Ольга Сергеевна. Над белыми башнями плыла голубиная стая. Круг за кругом поднималась она все выше, парила и трепетала живым лоскутиком неба. - Свободный полет - мечта юности, - думал Игорь Борисович. - Душа тянется к счастью, а уж коль не выпало личного - хоть прикоснуться к чужому, выпустив стаю, сопережить окрыленность свободой. Голуби развернулись, вытянулись тоненькой ниточкой и... растаяли в золоте уходящего дня. В сумерках, окутавших заросли, вспыхивали зеленые черточки, и, малыш не выдерживал - то и дело срывался с места, летел стремглав в палисадник, а потом прибегал и усаживался между людьми, чтобы они могли прикоснуться к нему. Затихающий шум, гаснущий свет, почти неподвижный сгустившийся воздух - все казалось приготовлением к близкому чуду. Котенок не находил себе места. Его бросало то в дрожь, то в истому и он признавался в этом хозяину. Они уж давно привыкли беседовать, сами не замечая того. - Люблю добрых, - беззвучно говорил Леопольд. - Я тоже, - соглашался Кошко. - Но терпеть не могу наглых типов, которые пользуются добротою других. - К сожалению, эти "типы" правы, - вздохнул Леопольд, - ибо добрым здесь... нечего делать. - Устремив глаза в небо, он с печалью добавил, Но это уже... не имеет значения. Он видел над головами людей бархат тени, похожей на гигантскую бабочку. Он углядел эту "бабочку" очень давно и давно перестал удивляться, что люди ее почему-то не хотят замечать. Однако тень еще никогда не висела так низко. Леопольд глядел вверх, а хозяева думали, что он смотрит на них. - Почему "не имеет значения"? - удивлялся Кошко. - Да так... - уклончиво бросал котик и сигал в темноту... и опять прибегал. - "Я и ты, мы с тобой - одной крови", - мямлил хозяин что-то из Киплинга. - И "кровь" не имеет значения... - У нас с тобой родственные души... - угадывал Игорь Борисович. - Скорее, одна душа... на двоих, - подсказывал Леопольд. - Возможно... - Хозяин давно отбросил менторский тон - с тех пор, как признал молчаливую тонкость кошачьей иронии, уловив в пушистом комочке свое новое, может быть, более совершенное "Я". Наконец, Кошко встали. Леопольд подбежал, лег на землю и начал валяться в пыли. Этим он говорил, что ему хорошо, что не может вернуться домой, потому что "пришел его час". - Лепушка, мы идем, - сказала хозяйка. Возле подъезда они оглянулись. Котенок, прощаясь, смотрел им в глаза, говоря: "Вы же видите, как мне тут славно"! - Умница! - простонала Ольга Сергеевна. Он успел еще раз потереться о ноги хозяев, и, склонив на бок голову, молча просил: "Ну пожалуйста, вы уж... не обижайте друг друга"!