Под крышами Парижа (сборник)

Женщина опять просит нашего прощенья, но уже перестает дергать Эрнеста за руку. Судя по всему, ее теории не распространяются на принцип, по которому люди должны ебаться открыто, как собаки, и для нее такое переживание, очевидно, в новинку – видеть, как ее дочь раздевают для любви. Она колеблется, но пьяна или одурманена, что б там снадобье Муцборга с нами ни совершило, – и остается в комнате с Эрнестом.

Девушка ужасно смущена, но тоже думает: у меня одна рука по-прежнему у нее между бедер, и то же проявление принципа, что не дает ей оправить на себе юбку и прикрыться, не дает и мне убрать руку. Я замечаю, что две пуговицы на ширинке Эрнеста расстегнуты…..

Небольшая беседа о том, чтоб быть совершенно естественными. И это – от двух пёзд Муцборга… Нам с Эрнестом вообще нечего сказать на эту тему… и, пока это происходит, Эрнест плюхается в то кресло, где сидела девушка, и притягивает женщину себе на колени. Эрнест, знаю я, готов смотреть все представление – и девушкина мать, судя по ее виду, тоже. Эрнест сует руку ей под платье и после долгого взгляда на Муцборга принимается с нею играть. Девушка еще больше заливается краской…..

У меня уходит минут десять на то, чтобы собрать все мужество в точку вставки, а у Эрнеста – чтобы задрать на его пизде платье так, чтоб она явила свою голую жопу всему миру. Потом же ну его все к черту. Мне б наплевать было, если бы вся палата депутатов хотела поглазеть. Девушке, похоже, точно так же… напиток все еще действует.

Женщина вынула хер Эрнеста и играет с ним, но почти все ее внимание привлекает то, что там у нас. Она вполне спокойно смотрит, пока я заканчиваю разоблачать ее дочь, но, когда и сам раздеваюсь, она, похоже, отчего-то тревожится.

– О боже мой! – восклицает она, заламывая руки. – О боже мой!

Внезапно она проваливается между колен Эрнеста, и не успевает тот ее подхватить, как она уже на жопе на полу, платье задрано, а фига раскрыта в мою сторону, будто она ею снимок с меня делает. Эрнест не может ее поднять, а она слишком озабочена тем, что творится с ее дочерью, и не уделяет ему того внимания, что он, как ему кажется, заслуживает. Наконец, коль скоро он больше ничего сделать не в состоянии, он накидывает платье ей на голову. Она не противится… видимо, даже не замечает, что он делает. И сидит там на своей широкой заднице, в одних чулках и туфлях, спокойно, будто полностью одета.

Девушка поначалу пытается спрятать от меня свою фиговинку. Рука прикрывает ее, а бедра она не разводит. Но когда я ее немного пощупал, когда бакенбарды Джонни потерлись ей о живот, она выступает из своей раковины. Все в порядке, если я щупаю ей пизду, все в порядке, если я щекочу ей очко… что угодно теперь в порядке.

Девушке этой прекрасно ввинчивать….. В теле у нее чувствуется жизнь – да и опыт, но нет того отчаяния, что я находил в Тане. Ей нравится барахтаться, это очевидно, но по этому поводу она отнюдь не шальная.

Жан Жёди подходит ей туго…. заправить его – не просто кинуть ей палку. Но когда он там обустраивается, уткнувшись носом в самую середку того зуда, от которого она виляет жопой, все становится идеально. Она по-прежнему краснеет, а всякий раз, бросая взгляд на мать, испускает эдакое долгое смущенное «ох», но, если уж на то пошло, от этого распяливать ее только лучше.

Мы ебемся уже минут пять, и тут девушкиной матери приспичивает поглядеть на все вблизи. Того факта, что Эрнест щеголяет хером приличного размера, тоже недостаточно, чтоб удержать ее на месте….. Она принимается подыматься на ноги, но на это нужно слишком много сил. Она рушится на четвереньки, затем кладет голову на край дивана и выглядывает из-за него, будто большая сука колли. В духе мига сего я переворачиваю девушку на бок, жопой под нос ее матери, чтобы все можно было наблюдать.

В этой позиции я ебу девушку меньше минуты и тут чувствую вокруг своего хуя не только ее пизду. Это мать там шурудит и играет со мной, и, когда Эрнест видит, что тут творится, он начинает наконец самоутверждаться. Что, нахуй, не так с моей елдой, желает знать он. Резко встает и сердито разбрасывает одежду по полу. После чего оттаскивает суку через всю комнату за одну ногу. Прямо перед Муцборгом, чуть на ноги ему не наступая, прыгает к ней и машет болтом у нее перед носом. Воет он при этом, как индеец, орет, что заставит ее сосать, пока она его не зауважает, а она пытается его утихомирить, говоря, что он разбудит мужа. Но Эрнест уже обиделся… насрать ему или даже надристать, если эта жаба сморчковая проснется… вообще-то, он и надеется, что проснется….