Под крышами Парижа (сборник)

Ох, но только не это, умоляет она. Предлагая это, она забыла, что так я поступал с ее дочерью… но теперь вспомнила… как малютка все растягивалась и растягивалась – и чуть не лопнула… О, хо! Она не знает, как такого добиться, елда у меня слишком уж для этого велика.

Притворяется, пизда. И я наконец добиваюсь признания. Ну – с сомнением – быть может, она время от времени о таком и подумывала… трудно было бы об этом не думать, посмотрев, как я это делал с ее дочерью. Да, возможно, она и желала, чтобы ей сделали так же. Я щиплю ее за жопу. А теперь как, хочу знать я? Желает ли она, чтобы я это сделал? Ну… ЖЕЛАЕТ? Да, она думает, что, наверное, ей бы и впрямь хотелось.

Я тут же на нее набрасываюсь. Разворачиваю и спускаю Джона Четверга стучаться ей в черный ход. Она стоит на коленях, широко раздвинув ноги, поникнув головой, пока я его втискиваю. Не возражает – а как противилась, когда я впервые сунул ей в очко палец… в этом она очень похожа на свою дочь. Она просто ждет, чтобы все совершилось.

Очко у нее не такое тугое, как я рассчитывал. Либо она туда совала свечи, либо играла в эту игру и раньше, решаю я. Мой хер туда не совсем проваливается, но таких трудностей, как было с Таней, сейчас нет, и довольно скоро он у нее внутри.

– Ты так уже делала, – говорю я ей.

Она возмущена. Как мне вообще такое в голову пришло? Это же ненормально – делать подобное! Вот что мне говорит эта сука… ненормально!

Значит, будет ненормально. Я ебу ее так, потому что мне нравится, да и ей тоже. Просто убедиться, я вытаскиваю из нее хер. Она оглядывается и тут же снова тянется к нему.

– Пожалуйста! – Больше ничего не говорит, а больше я и знать ничего не хочу. Но я ее дразню, снова принимаюсь вставлять хуй и тут же отбираю. Мне нравится, как она о нем просит. Заставляю ее обзывать себя свиной сосалкой, лизуньей жоп за пять су, блядью, ебущейся в канаве с собаками. – Прошу тебя, вставь обратно! Я тебе врала… Мне нравится, когда со мной так…. Мне так Питер делает… Таня видела… Питер так мне делает, да, мой собственный сын педерастит меня! Вставь обратно и еби…. У тебя хуй гораздо больше, чем у моего сына…. У моего сына-хуесоса… ах, как чудесно ощущать там твой хуй! Твоя чудесная елда, которую все мы сосали… и мой сын, и дочь, и я…

На память мне приходит Танино письмо… как ей хотелось, чтобы я пришел с нею повидаться и попробовать новые трюки, которым она выучилась. Ну, если тут нет девчонки, ничто не мешает мне испробовать это с ее матерью…

Александра орет благим матом, когда ощущает, как ей в жопу выпускается обжигающая моча. Не знаю, о чем она думает, но для меня это великолепное чувство. Я удерживаю в ней свой хер до упора и ссу потоком. Она умоляет меня прекратить, но я б не смог, даже если б хотел. Заполняю ее и дальше, пока не чувствую, как у меня под руками у нее разбухает живот. Она стонет, что сейчас кончит…

Я стаскиваю ее с тахты, и она корчится передо мной на коленях. Внутри у нее жарко, хнычет она, это заставляет ее кончить так, как она раньше никогда не чувствовала…

– Лицо повыше….

Она стискивает мне колени и задирает подбородок.

– Я знаю, что́ ты хочешь сделать… Быстро, ну… пока я кончаю… прошу же тебя…

Она целует мне хуй и прижимает его к губам, пока я ссу, дает моче попасть себе в открытый рот… Затем, когда все заканчивается, не встает с колен и сосет мне елду, пока новый вкус не стирает старый…

* * *

Мисс Кэвендиш ебаная докука. Или, вернее сказать, не-ебаная докука. Выражаясь по-простому, она хуеплетка, сплошь обещанья и никакого продолжения. За три дня жизни здесь изобрела три сотни предлогов для трех сотен визитов… или вроде того. Если у нее не течет кран, то не тикают часы. Она не бежит вниз к консьержу, а идет стучаться ко мне. Кран нужно просто закрутить до конца, а с часами неисправность в том, что их не завели, но не важно… у нее есть предлог зайти и немного подразниться.

Очки исчезли, и на самом деле она вполне смазлива. Твидовые костюмы и хлопчатобумажные чулки, похоже, тоже упаковали… она вся цветет в органди и шелках. И у нее бедра…

Бедра я обнаружил в первый раз, когда она ко мне зашла. Это легко, предполагаю, показать лишь вот столько, и не больше, чтоб мужчина с ума сходил от того, что ему дали почти – но не вполне – увидеть эти лишние четыре дюйма. Труднее другое: удерживать его от знания, что ты соображаешь, что́ показываешь ему, а в этом мисс Кэвендиш не так искусна, как могла бы.

Поначалу я думал, что она напрашивается на перепих. Но несколько щупалец, протянутых в том направлении, скинули меня с такой тележки! У нее не было ни малейшего намерения спускать штанишки для мужчины… по крайней мере для меня… но она дразнит и дразнит, пока мне уже не хочется швырнуть ее на жопу.

И ведь не только со мной она устраивает эту маленькую игру… Сид был уверен, что уложит ее в постель, все мне про это рассказал и даже щедро предложил замолвить за меня словечко. Теперь приходит с известием, что кружкой Эсмарха, что висит у нее в ванной, ей надо уши себе чистить. Ни в какую не может он пробиться.