- Я хочу вновь взглянуть на твои розовые трусы, - произнес Мэл ей прямо в ухо. - Посмотреть, есть ли надпись ВОСКРЕСЕНЬЕ у тебя на сраке. - Он задрал ей майку выше талии. - Нет, я так и знал.
- Перестаньте! Прекратите!
Мэл засмеялся: и-го-го-го-го.
Ей прямо в глаза ударил луч света, но она успела узнать узкую голову того, кто держал фонарь: Фрэнки Делессепс.
- Ты огрызалась мне сегодня, - сказал он. - К тому же ты меня ударила, сделала больно моей рученьке. А я всего лишь сделал это. - И он вновь схватил ее за грудь.
Она попробовала отбить руку. Нацеленный ей в лицо луч света моментально уперся в потолок. И тут же резко опустился вновь. Боль взорвалась у ней в голове. Он ударил ее фонарем.
- Ой! Ой, как больно! ЧТО ты делаешь!
- Это, бля, еще не больно. Тебе повезло, что я не арестовал тебя за продажу наркотиков. Стой спокойно, если не хочешь получить еще.
- Как-то эта трава воняет мерзко, - произнес Мэл деловым тоном. Он так и стоял сзади, задрав ее майку.
- Да и сама она тоже, - добавила Джорджия.
- Должны конфисковать эту траву у тебя, сучечка, - сказал Картер. - Извиняй.
Фрэнки вновь ухватил ее за сиську:
- Стой спокойно, - крутил он сосок. - Стой спокойно, говорю. - Голос у него стал хриплым. Дыхание участилось.
Она поняла, к чему идет. Закрыла глаза. «Хоть бы только ребенок не проснулся, - подумала она. - Хоть бы они не сделали чего-нибудь другого. Худшего».
- Давай, - подначила Джорджия. - Покажи ей, чего ей не хватает с тех пор, как смылся Фил.
Фрэнки махнул фонарем в сторону гостиной:
- Давай на диван. И раздвигай ноги.
- А ты не хочешь сначала зачитать ей ее права? - спросил Мэл и засмеялся: и-го-го-го-го. Сэмми подумала, если она вновь услышит этот его смех, у нее лопнет голова. Но двинулась к дивану, наклонив голову, с опущенными плечами.
Картер перехватил ее на полдороги, развернул к себе, подсветив фонарем снизу свое лицо, превратив его в маску какого-то гоблина.
- Ты кому-то расскажешь об этом, Сэмми?
- Н-Н-Нет.
Гоблин кивнул.
- Умная девушка. А никто тебе и не поверит все равно. Кроме нас, конечно, а мы тогда вернемся сюда, и уже надлежащим образом тебя заебём.
Картер толкнул ее на диван.
- Трахай ее, - вскрикнула Джорджия взволнованным голосом, нацелив фонарь на Сэмми. - Трахайте эту суку.
Трахнули ее все трое молодчиков. Фрэнки был первым, он прошептал:
- Держи лучше рот на замке, пока тебе не прикажут сосать, - и вошел в нее.
Следующим был Картер. Во время его на ней прыганья проснулся и начал плакать Малыш Уолтер.
- Заткни глотку, мальчик, а то мгне придець зачтайт тебе твой пгава! - проревел Мэл Ширлз и засмеялся: и-го-го-го-го-го-го.
11
Уже было около полночи.
На своей половине кровати крепко спала Линда Эверетт; день ей выпал изнурительный, завтра утром вновь на службу (обеспечивать э-ва-ку-а-цию), и даже беспокойные мысли о Дженнилл не помешали ей заснуть. Она не храпела, нет, лишь тихонькое ху-ху-ху звучало с ее половины кровати.
У Расти день был не менее изнурительным, но заснуть он не мог, и мешало ему не беспокойство из-за Джен. С ней все будет хорошо, думал он, по крайней мере, в ближайшее время. Если ее судороги не будут усиливаться, он их сможет сдержать. Если закончатся запасы заронтина в госпитале, он достанет лекарство у Сендерса в аптеке.
А думал он о докторе Гаскелле. И о Рори Динсморе, конечно. У Расти перед глазами стояла окровавленная, пустая дыра, там, где у мальчика раньше был глаз. Он слышал слова, сказанные Гаскеллом Джинни: «Я еще не оглупел, то есть не оглох».
Вот только он умер теперь.
Расти перевернулся на другой бок, стараясь прогнать эти воспоминания, но вместо этого вспомнилось бормотание Рори: «Это Хэллоуин». А вслед за этим голос его собственной дочурки: «Это Большая Тыква виновата! Тебе нужно остановить Большую Тыкву!»
У его дочери были судороги. Рори Динсмору в глаз срикошетила пуля, и ее фрагмент застрял в его мозгу. О чем это говорит?
Ни о чем. Как тот шотландец сказал в «Затерянных»[184]? - «Не принимай ошибочно случайность за судьбу».
Может, и да. Может, и нет. Но «Затерянные» были давно. Тот шотландец мог бы сказать и наоборот: «Не принимай ошибочно судьбу за случайность».
Он перевернулся на другой бок и теперь вспомнил черный заголовок вечернего спецвыпуска «Демократа»: БАРЬЕР БУДУТ ПРОБИВАТЬ ВЗРЫВЧАТКОЙ!
Все напрасно. Сейчас заснуть не удастся, и наихудшее в таком состоянии - силком загонять себя в страну сна.
Внизу лежалая половинка знаменитого пирога Линды, с апельсинами и калиной; когда пришел домой, он видел его там на полке. Расти решил пойти в кухню, посидеть за столом, съесть пирог, а заодно и полистать свежий номер «Американского семейного доктора»[185]. Если какая-нибудь статья о коклюше ему не навеет сон, то ничто другое уже не поможет.
Он встал, упитанный мужчина в голубой куртке и санитарских брюках, обычной для себя ночной одежде, и тихонько вышел из спальни, стараясь не разбудить Линду.
На полдороге к ступенькам он остановился и склонил, прислушиваясь, голову.